Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932
вернуться

Чёрный Саша
Шрифт:
В тумане дороги и цели, Жестокие, черные дни… Хотя бы, хотя бы неделю Пожить бы вот так, как они! <1922>

Табак *

Над жирной навозной жижей Кустятся табачные листья. Подойдем вдоль грядок поближе, Оборвем порыжевшие кисти. Ишь, набухли, как рыхлые губки… Подымайте-ка, ксендз, ваши юбки!
Под крышей, над тихой верандой Мы развесим листья пучками И, плавно качаясь гирляндой, Они зажелтеют над нами. Такой же пейзаж янтарный Я видал на коробке сигарной. Будем думать, что мы на Цейлоне… Впрочем, к черту Цейлон, — не надо! Вон пасется на солнечном склоне Литовское пестрое стадо: Мчатся черные свиньи, как шавки, Конь валяется томно на травке. Набьем табаком наши трубки. Пусть струится дымок лиловатый… Как пестры деревенские юбки Вдоль опушки у новой хаты! На закате туда мы нагрянем И душистого меду достанем. Я поэт, а вы ксендз литовский,— Дай вам Бог и сил и здоровья! Налетает ветер чертовский И доносит мычанье коровье, А за дымом, вдоль склонов нагорий Колыхается сизый цикорий. <1922>

Могила в саду *

В заглохшем саду колыхаются травы. Широкие липы в медвяном цвету Подъемлют к лазури кудрявые главы, И пчелы гудят на лету. Под липой могила: Плита и чернеющий орденский крест. Даль — холм обнажила. Лесные опушки толпятся окрест. От сердца живого, от глаз, напоенных цветеньем, К безвестным зарытым костям потянулась печаль… Кто он, лейтенант-здоровяк, навеки спеленутый тленьем, Принесший в чужие поля смертоносную сталь? Над Эльбою в замке Мать дремлет в стенах опустелых, А в траурной рамке — Два глаза лучистых и смелых…
Литовское небо дрожит от пчелиного хора. Пушистый котенок лениво прижался к щеке. Осколок снаряда торчит из земли у забора — Клуб ржавых колючек сквозь маки сквозит на песке… Вдали над оврагом Конь плугом взрывает пласты И медленным шагом Обходит густые кусты. <1923>

ЧУЖОЕ СОЛНЦЕ

С приятелем *

I
Сероглазый мальчик, радостная птица. Посмотри в окошко на далекий склон: Полосой сбегает желтая пшеница, И леса под солнцем, как зеленый сон. Мы пойдем с тобою к ласковой вершине И орловской песней тишину вспугнем. Там холмы маячат полукругом синим, Так играют пчелы над горбатым пнем… Если я отравлен темным русским ядом, Ты — веселый мальчик, сероглазый гном… Свесим с камня ноги, бросим палки рядом, Будем долго думать, каждый о своем. А потом свернем мы в чащу к букам серым. Сыроежек пестрых соберем в мешок. Ржавый лист сквозит там, словно мех пантеры, Белка нас увидит — вскочит на сучок. Все тебе скажу я, все, что сам я знаю: О грибах-горькушах, про житье ежей, Я тебе рябины пышной наломаю… Ты ее не помнишь у родных межей? А когда тумана мглистая одежда Встанет за горой, — мы вниз сбежим свистя. Зрей и подымайся, русская надежда, Сероглазый мальчик, ясное дитя!..
II
Мы с тобой два знатных иностранца: В серых куртках, в стоптанных туфлях. Карусель кружится в ритме танца И девчонки ввысь летят в ладьях… Вдосталь хлеба, смеха и румянца, Только мы — полынь в чужих полях. Опустивши худенькие плечи, Теребишь ты тихо мой мешок И внимаешь шумной, чуждой речи, Как серьезный, умный старичок. Ноги здесь, а сердце там, далече, Уплывает с тучей на восток. Над лужком холмов зеленый ярус Манит нас раздольной тишиной. Бок шатра надул под ветром парус, Собачонка лает за спиной… Карусель взвевает свой стеклярус И кружится, словно шар земной! Солнце — наше, горы — тоже наши… Ты послушай, что поет поток: В голубой, для всех раскрытой чаше, Тонет все — и запад и восток… Будет жизнь и радостней и краше… Хочешь, купим глиняный свисток?