Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932
вернуться

Чёрный Саша
Шрифт:
В кружке царила тишина: Сияло солнце и луна, Средь роз гуляли пары, А по бокам — толпа чертей, Зигзаги огненных плетей И желтые пожары. Внизу в полоске голубой: «Ты не ходи туда, где бой. Целую в глазки. Мишка». Вздохнул хорунжий, сплюнул вбок И спрятал бережно листок: «Шесть лет. Чудак, мальчишка…» <1923>

В операционной *

В коридоре длинный хвост носилок… Все глаза слились в тревожно-скорбный взгляд. Там за белой дверью красный ад: Нож визжит по кости, как напилок,— Острый, жалкий и звериный крик В сердце вдруг вонзается, как штык… За окном играет майский день. Хорошо б пожить на белом свете!.. Дома — поле, мать, жена и дети — Все темней на бледных лицах тень.
А там, за дверью, костлявый хирург, Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью, Засучив рукава, Взрезает острою сталью Зловонное мясо… Осколки костей Дико и странно наружу торчат, Словно кричат От боли. У сестры дрожит подбородок, Чад хлороформа, как сладкая водка,— На столе неподвижно желтеет Несчастное тело. Пскович-санитар отвернулся, Голую ногу зажав неумело, И смотрит, как пьяный, на шкаф… На полу безобразно алеет Свежим отрезом бедро. Полное крови и гноя ведро… За стеклами даль зеленеет — Чета голубей Воркует и ходит бочком вдоль карниза. Варшавское небо — прозрачная риза Все голубей… Усталый хирург Подходит к окну, жадно дымит папироской, Вспоминает родной Петербург И хмуро трясет на лоб набежавшей прической: Каторжный труд! Как дрова, их сегодня несут, Несут и несут без конца… <1923>

Легенда *

Это было на Пасху, на самом рассвете: Над окопами таял туман. Сквозь бойницы чернели колючие сети, И качался засохший бурьян.
Воробьи распевали вдоль насыпи лихо. Жирным смрадом курился откос… Между нами и ими печально и тихо Проходил одинокий Христос. Но никто не узнал, не поверил виденью: С криком вскинулись стаи ворон, Злые пули дождем над святою мишенью Засвистали с обеих сторон… И растаял — исчез он над гранью оврага, Там, где солнечный плавился склон. Говорили одни: «сумасшедший бродяга»,— А другие: «жидовский шпион»… <1920>

В штабе ночью *

В этом доме сумасшедших Надо быть хитрей лисы: Чуть осмыслишь, чуть очнешься — И соскочишь с полосы… Мертвым светом залит столик. За стеной храпит солдат. Полевые телефоны Под сурдинку верещат. На столе копна пакетов — Бухгалтерия войны: «Спешно». «В собственные руки»… Клоп гуляет вдоль стены. Сердце падает и пухнет, Алый шмель гудит в висках. Смерть, смеясь, к стеклу прильнула… Эй, держи себя в руках! Хриплый хохот сводит губы: Оборвать бы провода… Шашку в дверь! Пакеты в печку! — И к собакам — навсегда. Отошло… Забудь, не надо: С каждым днем — короче счет… Перебой мотоциклета Закудахтал у ворот. <1923>

Чужая квартира *

Поручик Жмых, сорвав с дверей печать, Нас водворил в покинутой квартире: Железная, разрытая кровать, На синей печке кафельные лиры, На стенке, позабытый впопыхах, Портрет приготовишки в новой форме. Лишь час назад, на чьих-то сундуках, Мы под дождем дрожали на платформе. Чужой уют… Увы, не в первый раз Влезаем мы в покинутые гнезда… Кто у окна, не осушая глаз, В последний час сквозь сад смотрел на звезды? Кто вырос здесь, в узорном городке, Под сенью лип и старого костела?.. Фонарь дрожит в протянутой руке, Нырнула мышь у шкафа в щелку пола… «Где чайник, эй?» Раскрыт походный стол. Трещит свеча в замусленной бутылке, И вестовой, работая, как вол, У светлой печки сало жжет на вилке. Штабс-капитан, разрыв до дна чулан, Вернулся с книжкой и смеется: «Чехов!» Спирт — на столе. Кряхтит старик-диван. Закуска? Хлеб и горсти две орехов… А завтра вновь отхлынем мы назад, И, может быть, от этого уюта Останется обугленный фасад,— И даже мышь не сыщет здесь приюта. Храпят носы из серых одеял… Не оторвать ресниц от милой книжки! А с койки кто-то сонно пробурчал: «Возьми с собой портрет приготовишки…» <<1915?>> <1923> Замброво

Под лазаретом *

Тих подвал библиотечный. На плите клокочет суп. Над окошком чиж беспечный Молча чистит в клетке чуб. В нише старого окошка Спит, клубком свернувшись, кошка, И, свисая над вазоном, Льются вниз дождем зеленым, В ярком солнце трепеща, Кудри буйного плюща. На комоде, как павлины,— Два букета из тафты: Изумрудные жасмины И лиловые кусты… Пред фаянсовым святым Тени плавают, как дым, И, томясь, горит на складке Темно-синий глаз лампадки. Толстый заяц из стекла Спит на вязаной салфетке, Чижик слабо пискнул в клетке И нырнул под сень крыла. Летний день горит на шторах. Там под сводом у дуги Зашуршал протяжный шорох — Это раненых шаги… ………………………………………………… Скучно им… Порой сюда Костыли, гремя, сползают: Люди смотрят и вздыхают,— И в глазах горит: «Когда?»… <<1914>>? <1923> Варшава. Здание университета