Левонович Леонид Киреевич
Шрифт:
— Ну, по грибы ездят редко. Можно и пешком сходить. А вот в хозяйстве конь нужен почти ежедневно, — начал Мамута. — То дров привезти, то сено, то картошку…
— Так в чем проблема, Евдокимович? — перебил его Бравусов. — Я завсегда говорю: когда надо, тогда и берите. Моя кобылка в ваших руках. Не стесняйтесь! Она частенько прогуливает. Застаивается.
— Нет, Устинович. Мы так не согласны. Мы готовы помогать. Ну, чтобы вместе ухаживать. Вот мы, как грибы собирали, об этом и говорили. Я очень люблю лошадей, — Юзя разволновалась, расстегнула пуговицы кофты, будто они сжимали ее. — Под Минском есть школа. На станции Ратомка. Там учат на лошадях выступать… Наш сын, Петр Петрович, теперь он уже командир батальона. Подполковник. Когда был школьником, ездил в Ратомку на занятия. На спортивных соревнованиях выступал. Хочет в Хатыничи к нам приехать. Вместе со Славиком. Это внук наш. Моя мечта, чтобы самим купить коня.
— О, молодчина, Иосифовна, ну, или Язэповна. Я себе думаю иной раз: когда Мамуты сбегать надумают? Так я вам жеребенка выращу! — подхватился Бравусов. — За ето надо выпить!
— Володя, ты что-то распетушился! Хватит! — толкнула его под бок Марина. — Стемнело уже. Пойдем домой.
— Мы не часто видимся. Домой успеем. Хозяйство присмотрено. И мы ж не пьем, а лечимся. Радиацию перебарываем, — улыбался Бравусов. — Так что, за дружбу, переходящую в любовь, — поднял он рюмку. — И мы победим проклятый Чернобыль!
Дальше разговор крутился вокруг лошади: отавы надо накосить, овса прикупить, привезти дров. А Юзя подбросила еще, так сказать, бревнышко в костер беседы: сказала, что собирается завести козу.
— Устинович, у вас в Белой Горе есть свояки. Может, разузнаете, не будет ли кто козу продавать?
— Разведаю. Обязательно. Козье молоко очень полезно. Как моя матка говорила: очень пользительно.
— Ой, мы рады, что вы серьезно думаете хозяйствовать, — искренне порадовалась Марина.
— Мы ж тут, как альпинисты, связаны одной судьбой, — задумчиво сказал Мамута и взялся за бутылку.
Но Марина решительно возразила:
— Петр Евдокимович, хватит. Ну, сколько можно?
— Матвеевна, любименькая-родненькая. Оглоблевую можно. И пойдем домой, — махнул рукой, словно шашкой, бывший участковый.
Был поздний августовский вечер, когда гости и хозяева вышли из хаты. На небе высыпали звезды, яркие, мерцающие, воздух дышал бодрой прохладой.
— Бабоньки, настрой такой хороший. Душа песни просит. Пусть Боженька, если он есть, услышит, что живут хатыньчане и радуются, — нарочито громко говорил Бравусов. — Ну, начинайте! Любую, какую знаете:
У суботу Янка ехаў ля ракі, Пад вярбой Алёна мыла ручнікі, –начала Юзя высоким чистым голосом.
— Пакажы, Алёна, броды земляку… –дружно подхватила вся веселая компания.
Когда песня кончилась, Бравусов громко захлопал в ладоши:
— Ну, молодчина, Юзя! Хвактически, артистка! Как тебе удалось, Евдокимович, завербовать в нашу глушь… Да еще радиационную глушь такую голосистую птицу?
— А ты думал, что я уже ничего не стою… — начал Мамута, но Юзя его перебила:
— Устинович, секрет простой. С милым рай и в радиационной зоне. Давай еще попоем…
Каля грэблі шумяць вербы, Што я пасадзіла, –широко, распевно затянула Юзя.
Песню подхватила Марина, подтянули и мужчины. Мамута никогда не слышал раньше, чтобы Марина пела, ни разу не видел ее в клубе на танцах. Дома присматривался тайком и с тихой радостью отметил, что она помолодела, расцвела поздней женской красотой, как бывает расцветут в палисаднике георгины после первых заморозков.
И Юзя изменилась за весну и лето, прожитые в Хатыничах. Да нет, она не постарела, хоть малость и усохла, постройнела, поскольку некогда было сидеть у телевизора, не набивала живот довольно дешевой вареной колбасой, в которой крахмала больше, чем мяса. Движения ей хватало, да и в постели не ленилась. «Может и правда, поживем еще. Наперекор Чернобылю», — мелькнула мысль в разгоряченной рюмкой, затуманенной песнями голове Мамуты. А еще он почувствовал неизведанную ранее жажду жить. Жить наперекор всякому лиху!
От Беседи дохнул упругий влажный ветер с ароматом надречного тумана, водорослей, мокрых лозовых кустов.
— А ночь будет ядреная, — подернула плечами Марина. — Не нужно дальше нас провожать. Хватает вам за день топанья. И по грибы так далеко ходили.
— На будущее лето, хвактически, поедем по грибы на коне. Сядем, как паны, и покатим. Нечего ноги сбивать, — сказал Бравусов.
— Ой, долго ждать! Я думала еще в этом году съездим. Как ты, Марина? — по-дружески обняла Юзя Марину, будто хотела согреть ей плечи.