Еврей-историк принес сегодня статью. Во какая оперативность! Отвел к Руденку, познакомил, говорю: «Вот, Сергей Дмитриевич, автор принес статью, которая нам нужна. Подготовьте ее». Руденок аж глаза вытаращил, поскольку я не сказал, что сам отыскал автора. «О, это очень хорошо! И размер оптимальный. И снимки есть», — довольно гундосил ведущий редактор.

Помощницу ему дали — довольно молодую симпатичную женщину-корректора, которая одна растит дочку. Искушение! Но Руденок — так сказала наш профсоюзный лидер — отличный семьянин, имеет двух сыновей-школьников. Ходит с ними в бассейн. Пусть растут Руденки!

Читаю рукопись доктора сельскохозяйственных наук. Он утверждает: только крупные хозяйства могут накормить народ, понятно, он не против фермерства, но стремится убедить, что в наших условиях: бедная земля, капризный климат, отсутствие нужной техники, — фермерство себя не оправдает. Кажется, все правильно. А согласиться с ученым не могу. Не обязательно фермеру выращивать только зерновые культуры или картофель. Он может растить свиней, телят, коров. Сенокосов у нас хватает. А больше скотины — больше навоза, можно лучше удобрить почву. Будет лучше урожай всех культур. Вот почему я не люблю категоричность в любых ее проявлениях.

Нынче я вырастил отличную раннюю картошку. Правда, делянка небольшая — около сотки, как хорошей бабе сесть. Весной землю не копал, поскольку сделал это по осени, дал соломы, листвы, опилок, а теперь выкопал лунки, в них клал картофелины ростками вверх. Присыпал компостом, пеплом и землей. Граблями выровнял — и все. Правда, окучивал — мотыжил три раза. Подкормил калийными удобрениями. Когда картошка зацвела, срывал цветки, чтобы лишне сок не тянули. Между прочим, люблю смотреть, как цветет картошка. Большое поле будто усыпано крупными фиолетово-белыми, синеватыми цветами. Такое впечатление, будто на зеленые лопушистые кусты уселись мотыльки. Растопырили крылья и греются на солнце. В воздухе какой-то особенный теплый аромат. И тишина вокруг. Лишь жаворонок трепещет в голубой выси. Кажется, можно услышать, как растут клубни, распирают землю, она трескается, будто ей не хватает воздуха, а клубням — свободы. Цветки срывал жалея. Где-то вычитал, что это полезно. На небольшой делянке можно проверить. И земля отблагодарила за все мои заботы. Картошка поспела в конце июня. Вкусная, разваристая, клубни круглые, желтые, как солнышко. Это сорт «Белорусская ранняя». Хотя по-белорусски правильнее писать не «сорт», а «гатунак». Так вот, вывернешь куст, а под ним десятка два картофелин по кулаку размером. Загляденье! Ева охала, удивлялась. Радовалась. Ну, говорит, хорошо иметь мужа-агронома.

28 октября. Понедельник. Испортилось настроение после совещания в Госкомитете по печати. Плохи наши дела — экономический галстук сжимает горло издателей. Цена бумаги растет. Типографские услуги дорожают. А главное, резко упали заказы на книги, не только на техническую, сельскохозяйственную, но и на художественную литературу. Раньше Василь Быков, Иван Шамякин имели по 90 тысяч тираж, а на будущий год по семь-восемь тысяч. И такое безголовье, похоже, надолго. Ходят слухи, что вскоре с обложки исчезнет фиксированная цена — два или три рубля, а цены будут договорные, намного выше. Пока книга будет печататься, может несколько раз подорожать бумага, так что и цена книги определенной, как раньше, не будет. Чем дальше, тем веселей.

Люди злые, раздраженные. Чему удивляться! Уже яйца куриные стали дефицитом. В нашем столе заказов — пусто. Правда, в столовой еще можно пообедать неплохо. Некогда я наблюдал, как в столовой на телевидении все стремились сесть спиной к буфету — к окошку, из которого подавали блюда. А тут наоборот: каждый ищет свободное место, чтобы сидеть лицом к людям, стоящим в очереди, увидеть кого-то из знакомых. Редакторы, корректоры слепят глаза в кабинетах-закутах, поэтому хочется поглядеть на свет, на людей. Есть тут и начальнический стол. Мой шеф Володя Климчук — пузо вперед и шурует мимо очереди за этот стол и меня тянет. Сидят тут директора. Главные редакторы издательств, начальники управлений из госкомитета, бывает, и сам председатель приходит обедать. Стол длинный: составлены три обычных, человек десять-двенадцать «элитных кадров» могут сесть за начальническую трапезу. Подает блюда официантка. Как-то сказал Климчуку, что на телевидении этого нет, что на дворе время демократии, он хмыкнул: «Тут очередь длиннее. Можно долго простоять, — и добавил с улыбкой: — Остановится литпроцесс. И производственный — тоже».

Когда иду на обед без него, то всегда стою в очереди. Кто-то подойдет из знакомых, а то меня позовут — здесь так принято: кто-то один из редакции займет очередь человек на трех-четырех, и вот они подваливают. Хорошо если успеют до металлического барьера-перил, которые отделяют так называемый раздаточный стол и кассиршу от зала, чтобы кто-нибудь не набрал на разнос еды да мимо кассы не крутанулся в зал.

Вот какая у меня запись: о книгах и столовке, о хлебе насущном и духовном.

4 ноября. Понедельник. Проснулся в половине четвертого: после бассейна спал как пшеницу продавши. Как лег, то и нырнул в объятия Морфея. И проснулся рано с ощущением бодрости, с желанием жить, работать, любить. Плавал я впервые за казенные деньги. Вернее, за профсоюзные. Как-то заглянула ко мне наш профорг Людмила Антоновна. Симпатичная женщина лет сорока пяти, правда, выглядит она значительно моложе, поскольку тщательно следит за собой и любит себя перво-наперво. Она заведует одной из редакций, зашла поговорить насчет планов. Когда обсудили все проблемы, спрашивает: «Любите ли вы плавать?» — «Люблю. Когда-то в летном училище выступал на соревнованиях. Да и родился на Беседи. Плаваю с детства». — «Ну, так приглашаю в нашу команду. Мы ежегодно приобретаем пятнадцать абонементов. Есть возможность включить и вас. Плаваем и греемся в сауне по воскресным дням». Я не возражал. Купил защитные очки, чтобы вода с хлоркой не разъедала глаза, резиновую шапочку, туфли, нашлись и плавки. Короче, приготовил все прибамбасы, и вчера состоялся первый заплыв. Ходим мы в бассейн «Мелиоратор», что на улице Варвашени. И сауна, и бассейн понравились. Плаваем все вместе — мужчины и женщины, а в сауне, ясное дело, порознь. Одна корректорша подплыла ко мне поближе, улыбнулась игриво: «А вы хорошо плаваете. Ваш предшественник никогда не ходил в бассейн». — «Каждому свое. Вы тоже хорошо плаваете. Как ундина». — «Нет, мне до вас далеко. Может, поучите?» — «Как-нибудь в другой раз». — «Ловлю на слове». Она еще раз кокетливо улыбнулась и легко, грациозно поплыла дальше, потом оглянулась — плыву ли следом. А я нырнул, поплыл назад. Словом, бассейн и сауна — это отлично, потому и спал как суслик. А если бы еще похлестался березовым веником! Об этом можно только мечтать. От, когда-нибудь свою баню закончу. И все это будет! Наперекор гримасам рыночного социализма или еще какому-то там «изму» будем сеять, белорусы! И плавать — тоже.

Поход в бассейн был очень кстати, поскольку дома кавардак и холодина: начали класть паркет. В зале и детской комнате закончили, еще надо второй раз потянуть лаком. Мастер-паркетчик Семен Иванович — колоритный мужик. Работал в Совмине. Клал паркет многим министрам, известным писателям, знаменитой певице Ларисе Александровской. Тепло вспоминал про нее, говорил, прищурив, будто кот, глаза, — чуть не влюбился. Семен Иванович — невысокий, покатые, обвислые плечи, малость кривоногий, как футболист, поскольку пашет день-деньской, стоя на коленях на полу. Руки уже слегка дрожат: чарку любит, хозяева угощают. Любит поговорить, конечно же, о том, у кого работал, какая там квартира, чем хозяйка угощала. Звуки «ш» и «ч» произносит мягко, с шепелявинкой, даже с присвистом. Одним словом, мужик интересный.