Шрифт:
— Да! Он один раз ко мне в Харьков приезжал.
— Раркаф — это где?
Из магазина вышли вместе. Лена посмотрела просительно:
— Может, зайдете в гости? Я тут рядом живу.
Вероника растерялась. Кто ж посторонних домой приглашает.
— Да нет, спасибо.
— Может, погуляем? Я совсем одна, никого не знаю. Весь день свободна…
Вероника шла из лицея: рабочий день окончен, почему бы не послушать всякости.
— Давайте в кафе сядем? — кивнула на забегаловку через дорогу. И видя, что собеседница колеблется: — Не гулять же с соевым молоком!
В этот день Вероника узнала, что существуют параллельные миры. По крайней мере один точно.
В параллельном мире женщину не смущает, что она зависит от мужчины. Более того: она хочет от него зависеть. А выглядит так, что это он ей все должен: в ресторане платит, шмотки покупает, передвижения (начиная с кино и заканчивая Египтом) — за его счет. Цветы — очень желательны.
— Это же кабала для женщины. Она ж вечная должница.
Оказалось — нет: «Да мы их жизнь украшаем!»
— Я слышала, русские мужчины молоденьких предпочитают… Это оттого, что украшение не должно быть сильно ношеным?
И тут она обиделась, Лена. У нее даже слезы выступили.
— Да вы знаете, почему ваши мужики за нами гоняются? — Слово «гоняются» она не произнесла, а изобразила, вывалив язык, как уставшая собака. — Потому что мы ничего не просим. Мы всего хотим, но не просим. Или просим, но тихим голосом.
— А не проще ли стоять на собственных ногах?
Лена пожала плечом.
— Проще замуж выйти. За нормального человека.
— Как вы, например, — усмехнулась Вероника.
Лена снова пожала плечом, будто скидывала с него что-то.
— На Украине я жила в пригороде, до работы добиралась час с лишним, платили копейки, и три семьи в двушке: родители, я с сыном и брат с женой беременной. А здесь — дом…
— Вы с сыном приехали?
— Ну да. Ему тринадцать, от армии его уберегу. И за это я тоже благодарна Роберу.
От армии?
Там свои законы, в параллельном мире. Не поймешь. Но вот это поразило больше всего: «Мы хотим, но не просим. Или просим, но тихим голосом». Зазеркалье. Рай для жлобов, закомплексованных, самовлюбленных. Зависимая, благодарная, терпеливая. С калькулятором ходит. Ест хлеб с маслом. Билет на метро потеряла — идет пешком через весь город? Неужели легче принять это унижение, нежели добиться чего-то в жизни? Малого, но своего?
— Те, что добились, — за иностранцев не выскакивают. Ну или если только… по любви.
— А вы не…
— Ну почему же. Когда он сказал, что берет нас, я почувствовала к нему… это… как любовь.
— Это как благодарность.
Лена снова пожала плечом. Как если бы она ни в чем не была уверена.
Вероника подумала: Альберто нужна именно такая, безмолвная.
С Леной обменялись телефонами, но не созвонились.
После было лето, и последняя попытка удержаться с Альберто вместе — нет, не вышло. Роста ему не хватило. Она говорила себе, что будет только с тем, с кем вровень. И, зайдя попрощаться, не выдержала, бросила: «Тебя только русская потерпит».
А когда мама сказала, что Альберто с русской приехал, сердце кольнуло. Нет, не ревность. Сожаление. Сожаление, что не вровень он ей (да и Карим не вровень, шило на мыло, поспешила). Что не сложилось с ним и не сложится. И что он ее до сих пор любит.
То ли в пику ей, то ли в память о ней — русская.
93
Работы вывесили на стендах в коридоре. Марине из плакатов ее «воздушной» группы ничего не понравилось, из “L’eau du temps”, стихии воды, она отметила фотомонтаж — горная речка, две белые птицы ловят флакончик-рыбешку. Не гениально, но натурально. Правда, слоган — как для колы: «Освежись!» Впору написать: «Отвяжись!» (Одна птица — другой; и флакон вырывает.)
— Ну как тебе?
Марина оглянулась.
— Марьон, это твое?
Марьон кивнула. И не дожидаясь ответа:
— Знаю, слоган идиотский. Ничего в голову не шло. Но ты настоящего идиотизма не видела, — она потянула Марину за рукав к дальнему стенду.
— Не пойму, тупость или цинизм…
Работа относилась к стихии огня, “Le feu du temps”. Огненный флакон над городом в виде атомного взрыва и две белые птицы, распластавшие полыхающие по краям крылья. Такая Хиросима… Слоган — «Взрыв ощущений».