– Кстати, инквизиция в России была, но не прижилась, – сказала Женя.

Все посмотрели на нее.

– Ее ввел Петр Первый.

– Не может такого быть, – произнес Шуруп, – я бы еще поверил, если б это Иван Грозный сделал.

– Очень к месту Ивана Грозного вспомнил, – ответила Женя, – Петр был достойным продолжателем его дела. Те же масштабы, те же методы. Оба и сыновей своих убили. Одного этого достаточно, чтобы понять, что они за люди были.

– Подожди, а как же окно в Европу, Полтавская битва, флот?

– Да, с ним Россия шагнула вперед, – согласилась Женя, – только стоят ли великие дела великих жертв? А что мы о нем знаем? То, что в романе «Петр Первый» написано, а потом попало в учебники да в фильмы. И везде он чудаковатый, но добрый и справедливый.

– То, что Петр ни своих, ни чужих не жалел, это известно, только кому понадобилось его приукрашивать? – спросил Гид.

– Как кому? Роман был в тридцатые годы написан, – ответила Женя.

– Выходит, Сталину. Следующему инквизитору, – произнес Гид.

– В Англии тоже было, – сказал Лорд. – Кромвель, английская революция. В разных странах разный климат, а люди одинаковые.

– Что-то у вас тема невеселая, – произнесла Забава.

– Ничего удивительного, – сказал Гид, – на нас, скорее всего, охотится государственная организация, которая должна нас защищать.

– А ведь, может быть, среди них есть кто-нибудь из наших друзей… – сказала Забава.

– И когда ему скажут стрелять, он будет стрелять, – вырвалось у Шурупа.

– Ну, ты скажешь! Сейчас не те времена, – возразила Забава, – и не те люди.

– Да, не те. Сейчас на место тех пришли их дети, которых они же и воспитали, – сказал Гид. – И историю они учили еще по тем учебникам.

– Но если ты ни в чем не виноват, тебя должны отпустить.

– Должны. Ходорковского тоже должны были отпустить, и что?

– Ходорковский родился не в той стране или не в то время. Он талантливый предприниматель и при этом – порядочный человек, – сказала Женя. – Такие люди нужны где-нибудь в Европе. А здесь они лишние.

– А кто нужен здесь? Самбисты со стеклянными глазами? Тогда мы все здесь лишние, – произнес Гид.

– А в той же Америке сейчас судят Романа Полански. Он, получается, там лишний.

– Ну, Америка помешалась на судах, там судиться – основное занятие.

– Но Европа-то его выдала Америке.

– А кто это такой? – спросил Шуруп.

– Полански – знаменитый режиссер времен хиппи, еще в те годы женившийся на несовершеннолетней, а сейчас – глубокий старик, которого судят за связь с собственной женой пятьдесят лет назад, – ответила Женя.

– Это как?

– А вот так, если человеку вчера исполнилось восемнадцать, то его можно отправить на войну и заставить кого-нибудь убивать, а потом лечить от неврозов. Но если его застукают в постели с любимой девушкой, которой восемнадцать исполнится через неделю, его посадят в тюрьму, – ответил Гид.

– Вы меня разыгрываете? – недоверчиво спросил Шуруп.

– К сожалению, нет. Мало того, у нас тоже есть такой закон.

– Так за это можно судить каждого второго, если не всех! – вставила Забава.

– Да, и какой удобный повод сажать неугодных!

– Ну, у нас для этого и повод не нужен. Какой смысл заботиться о правдоподобии, когда неугодному можно просто наступить на горло. Глядишь, следующий сговорчивей будет.

– Ну да, а вокруг все понимают, что происходит, но ничего не делают.

– Прямо как при инквизиции.

– Ну уж, не сгущайте краски.

– Инквизиции, наверное, тоже поначалу не боялись.

– Как и большевиков.

– Или опричников.

– Или НКВД.

– А потом с ней уже было не справиться.

– Кстати, инквизиция тоже предпочитала заниматься богатыми.

– Но я-то не богатый, – сказал Гид.

– Значит, тебя отпустят.

– Может быть. Только что-то нет желания это проверять. Я не хочу, чтобы через десять лет меня оправдали. Мне сегодня нужна свобода и уверенность в том, что завтра ее не отнимут.

– И поэтому у тебя в машине заряженный дробовик, – вставил Шуруп.

– А чего в этом странного? Если добро всегда побеждает зло, значит, кто сильней, тот и добрый, – ответил Гид.

Все засмеялись.

– А ты можешь стрелять в человека? – спросил Стив.

Наступила тишина.

– Думаю, да.

– А ты стрелял?

– Нет.

– А ты стрелял в зверей? На охоте.

– Нет.

– Тогда почему ты думаешь, что можешь стрелять в человека?

– Если он выстрелит, то я буду защищаться, – сказал Гид.