Никита Иванович Поленов уже знал, что «майор на броневике» был не кто иной, как Гельмут Мизель, что лейтенант Эггерт — представитель немецкой службы безопасности на Низовой. Как-то после остановки в Низовой Поленов с Таней наведались в лес якобы для заготовки дров, связались по радио с полковником, доложили обстановку. Тот заметил, что подобная ситуация имеет свои плюсы: кулак Поленов может жить легально. Полковник предложил связаться с ним по радио через неделю: пусть отпадут подозрения, если они есть у Мизеля и Эггерта.

А подозрения, конечно, были. Документы кулака Никиты Ивановича Поленова лейтенант Эггерт забрал и до сих пор не вернул. Проверяет. Надо быть настороже все время, каждую минуту. Вот хотя бы взять этого человека, который сейчас вбежал в комнату с испуганным лицом, в порванном полушубке, с запекшейся кровью на щеке. «Едва удрал от немцев, — пояснил он, с трудом переводя дыхание. — Вы уж не выдавайте!» Кто он? Честный человек или провокатор, подосланный Эггертом, чтобы проверить Поленова, как он поведет себя по отношению к русским, не забушует ли у него славянская кровь? Доложить Эггерту? А если этот человек и взаправду бежал от немцев?

— Где же вы были? — холодно спросил Поленов.

— У самого Эггерта. Донесли, что я коммунист, вот и схватили.

— А вы коммунист?

Гость опасливо оглянулся и ответил шепотом:

— Коммунист.

— Адреском ошиблись! — сказал Поленов. — Нет, нет, хорошо, правильно, что ко мне прибежали, — проговорил он, будто опомнившись. — Оставайтесь, а я посмотрю, нет ли посторонних людей у дома.

Он быстро оделся, моргнул Тане и вышел в коридор. Дверь плотно не прикрыл.

— Дочка, я пошел до лейтенанта Эггерта, — сказал он громко, чтобы услышал пришелец.

— А ты скоро вернешься?

— Скоро. Возьму кого-нибудь на помощь.

Таня поняла хитрый ход батьки и сказала тоже громко:

— Я боюсь, а вдруг он меня убьет!

— Займи его разговорами. Только бы не удрал.

— Ладно уж! — неохотно согласилась Таня.

А у парадной двери Никита Иванович прошептал Тане на ухо:

— Если он честен, то сбежит, не станет дожидаться, пока на пороге появится первый палач Низовой!

Эггерта Поленов застал в служебном кабинете. Лейтенант делал какие-то записи в черной тетради.

— Ваше благородие, — торопливо начал Поленов, открывая дверь, — от вас коммунист сбежал. Он сейчас у меня, попросил, чтобы я его спрятал.

— Его примет, Поленофф?

— Порванная шуба, на правой щеке кровь. Брюнет, глаза или голубые или серые, никак не разобрал!

— Сейшас я отдавайт команд, его хватайт мой солдатен.

Эггерт не спешил: он закончил в тетради свою запись и только после этого вышел за дверь. И эта деталь успокоила Поленова: не торопится гестаповец, следовательно, тот человек наверняка провокатор.

— Вы, Поленофф, правильно делайт, што доложил, — сказал Эггерт, возвратившись в кабинет. — О всех подозрительных надо докладайт! Поленофф, а ваш документ фальшивый!

— Быть не может, ваше благородие! — горячо возразил Никита Иванович.

— Фальшивый, Поленофф!

— Тут какое-то недоразумение, ваше благородие. Немцам я верю. Они люди точные. Документы я от них получил. Они обмануть не могли!

— Я пошутил, Поленофф. Документ правилен… А пошему, Поленофф, вы так долго ехал? Синявин болот не так далек?

— И не близко, ваше благородие. А тут еще Соколик ногу зашиб. Думал, что и с лошадью распрощаюсь. А конь у меня очень хороший. Вот две недели и ждал в одной деревне. И после слишком не гнал. Лошадь-то потерять жалко!

— А по какой дороге вы ехал?

— Помню, мимо Тосно и Вырицы проезжать приходилось. Потом влево повернул. Батецкую проезжал. Недалеко от Низовой господина Мизеля встретил. Спасибо ему, что надоумил в Низовую податься!

— Испугался, Поленофф, когда первый раз майор Мизель увидайт?

— А чего же мне пугаться, ваше благородие? — удивился Никита Иванович. — Это пусть большевики его пугаются! А я немцам ничего плохого не сделал!

— Правильно, Поленофф. Вот ваш документ. Живит спокойно.

— Премного благодарен, ваше благородие. Домой пойти можно? Наверное, того уже взяли?

— Идит. Мой солдатен делал засад. Он его хватайт. Выйдет из дома, его сразу хватайт.

Дома Таня не без удовольствия рассказала батьке:

— Давно ушел. Сначала попросил, чтобы я его спрятала. Чтобы и ты не знал. Я отказалась. Он ругаться стал. Называл нас последними словами!