Фриц пришел в дом не один. Две здоровенные бабищи сразу потопали наверх и унесли фрау, завернутую в простыню, на задний двор. Пробежал маленький щуплый человечек, измерил скрюченное тельце и умчался, шаркая ногами. Патер Оскар побродил по комнате фрау, покачивая головой. Он уже был здесь три дня назад, когда я сказала ему на утренней службе о состоянии больной. В тот же день он пришел к ней и долго сидел рядом, а после его ухода в комнате было не продохнуть от благовоний. По-моему, это называлось причащением. Суета чужих людей в доме не вызывала раздражения — они лучше меня знают, что надо делать в таких случаях, а я буду только бестолково мешаться им под ногами.

— Фрау Марта, принесите нам одежду для фрау Альмы, мы уже заканчиваем ее обмывать, — позвала меня одна тетка. — Да простыню захватите другую, эту уже нельзя стирать.

— Сейчас, принесу, — кивнула я и полезла разбирать сундук в комнате фрау.

Господи, чего тут только не было! Платья из дорогущих тканей, расшитые камнями и жемчугом, кружевные накидки и покрывала, нижние пышные юбки и парчовые туфельки…столько женского добра, что впору целый полк нарядить! Я выбрала вещи понарядней, прихватила те туфли, что показались мне побольше по размеру, сгребла кружевную накидку на плечи и вторую на голову, а в сундуке как будто и не убавилось ничего. Стоило ходить в штопаных кофтах и залатанных юбках, чтобы держать полный сундук такого добра?

Год назад…

Известие о том, что к стенам Варбурга подошел военный отряд, облетело всех с быстротой молнии. Первые эту весть прокричали мальчишки, носящиеся по узким улицам со скоростью скаковой лошади. Фриц был дома, когда нам постучали и высунулся в окно, намереваясь узнать, что случилось.

— Отряд подходит к стенам, там военные идут! Ворота уже закрыли! Всем велено собраться на ратушной площади! — прокричал гонец и помчался дальше, сверкая босыми пятками.

— Что это, Фриц? На нас напали? Это война?

— Какая война, Марта? — бросил он, торопливо доедая все из тарелки. — О войне заранее уже известно, когда беженцы со скарбом начинают уходить до приближения противника. Нет, скорее, мародеры какие-нибудь затесались к нам. Надо поглядеть, какой там отряд подошел, а то крику много, а на деле может быть десяток только шум наводит.

— И что с ними будет? — страха у меня не было, только извечное любопытство. Не верилось ни во что плохое…пока не верилось.

— А смотря что им надо. Будут требовать денег да устраивать вылазки — враз изгоним. Может быть, в город захотят войти, так это смотря какие у них намерения…все, Марта, я пошел на стену, оттуда в ратушу. Ты пока будь дома, опасности нет никакой, но и бежать на стену нечего. Большими отрядами они не ходят, невыгодно. Человек двадцать будет, не больше, а с ними мы справимся, если понадобится.

Фриц убежал, я занялась домашними делами — еду и уборку никакая война не отменяла. Муж лучше разбирается, что там надо делать и я ему в этом не советчик, а вот без ужина остаться ему не понравится гораздо больше.

Под вечер он еще не вернулся, зато по улицам то и дело бегали вооруженные люди с факелами, громко кричали и ругались. Где-то визжали и бранились женщины, фрау Альма уже давно вернулась с ратушной площади и рассказала, что народу там собралось много, все галдели и понять, что же на самом деле произошло, было невозможно. Рассказывали каждый свое, пугая себя и окружающих, слушали друг друга, перевирали и преувеличивали опасность и в конце концов женщин разогнали по домам, а мужчины пошли на городскую стену и к воротам.

— Так что нам надо ждать, пока вернется Фриц, уж он точно все знает!

Муж вернулся утром, грязный и уставший, в порванной рубашке и хромающий больше обычного. Про последнее он отмахнулся, посетовав на подвернувшийся камень.

— Там был небольшой отряд, человек пятнадцать всего, и шли они пешком. Пограбить решили по пути, у селян провианта набрали, пригрозив, что спалят деревню вместе с жителями. Это не регулярная армия, а так, объедки одни. Встали под стенами и давай орать, что требуют выкуп от города, а не то сожгут все за стеной. По воротам бить не решились, все же силы у них не те, а вот вокруг стены прошлись и порядком порушили, что могли.

— Шмайдель с семьей…как?

— Ушел Шмайдель, да они там больше поломали со злости, чем взяли! Дед у них остался, лежачий, так его прикончили сразу. Потом решили, что надо угрозу свою осуществить и стали стрелять с огнем за стены. Два дома подпалили, да сарай. Стража у ворот стояла, не отходя, это мальчишки увидели и тревогу подняли. К вечеру они вроде угомонились, подогнали телегу с едой и устроились лагерем под стенами. А как наелись да отяжелели, мы и вышли из ворот. Порубились изрядно, хоть они и сопротивлялись до последнего, да грозились Божьей карой за то, что на них руку подняли.

— Что…с ними сделали? Всех поймали?

— Чего это их ловить-то? — удивился Фриц. — Кого на месте порубили, кого ранили. Дорога у них все равно одна — на ближайший сук. Патер даже отходную читать не стал, вздернули и все дела. Своих надо похоронить, это важнее.

— Кто-то из городских погиб? — вздрогнула фрау Альма. — Ох ты, горе-то какое…

— Да. Дитриху не повезло, не успел увернуться, а Вальдер подставился. Еще шестеро раненых, но тяжелый только один, остальные выживут. Ждать долго пришлось, почти до рассвета, чтоб они утихомирились, иначе бы погибших было больше.