— Вы же лучше вооружены, у вас доспехи, почему так не повезло Дитриху и Вальдеру?

— Потому что они не живут войной и грабежом, как те, кто пришли к нам. Жизнь в городе расслабляет и заставляет забывать об опасности за его стенами. Я говорил бургомистру о необходимости постоянных учений, но он не прислушивался к моим словам, а люди погибли. Дитрих мог бы быть хорошим стражником, но ему не хватило сноровки, понимаешь? И еще слишком долго тянули, вместо того, чтобы сразу начать отбиваться от мародеров. Сам бургомистр слышал их требования, но позволил им поджигать дома и бродить вдоль стен! Это не война, где герцогские посланники объезжают города и предупреждают о готовящемся нападении, это грабеж и разбой, а наказание за него только одно — веревка.

— Что надо было по-твоему делать? Сразу выскакивать за стены?

— Нет, но можно было начать обстреливать их из луков и арбалетов. Этого было бы достаточно, чтобы они или убрались совсем или же мы сократили бы их количество. Любой отряд, недвусмысленно высказавший свои требования, становится врагом города и мы будем защищать наши дома с оружием в руках.

— Мы? Это значит, все горожане? А как же войска герцога Айзенштадтского? Разве по долгу правителя он не обязан защищать города и людей, находящихся на его земле? Он же получает подати с каждого дома…с семьи…Фриц, это ты служил в наемниках, ну стража еще немного обучена и умеет держать в руках меч и алебарду, а все остальные — женщины, дети, тот же Шмайдель, Ганс, Карл…они же не солдаты и будут убиты при захвате Варбурга!

— Марта, до герцога еще надо добраться, чтобы он отправил в нашу сторону тех, кто может прийти нам на помощь. Мы живем близко от границы земель герцогства и пока его отряд дойдет до нас, кроме нас самих нам никто не поможет. Если случится такое, то на стены встанут все, у кого есть силы натягивать лук или бросать камни. Окружить город так, чтобы ни одна мышь не проскочила, невозможно, и всегда можно найти лазейку для гонца к герцогу. Потом остается только ждать, но не сидеть сложа руки, а сопротивляться. Вода в Варбурге своя, мы не зависим от реки, провианта хватит надолго и мы можем продержаться до подступления герцогских войск.

— Ты… участвовал в осадах городов? Сколько они длятся? Мы же можем тут все умереть от голода или болезней…

— Осада города редко длится больше недели. Потом начинаются разброд и шатание, но это я говорю о нападении не регулярной армии, а о мародерах. Им не нужен сам город, им нужны только деньги и ценности, а по пятам большинства из них идут солдаты и не в их интересах сидеть под стенами. У них одна тактика — налететь, пограбить и исчезнуть. Их главный козырь — быстрота и внезапность. Если же на земли нападает регулярное войско из соседнего княжества, то они могут просидеть и месяц под стенами, для них главное — получить ключи от города, взять его и поставить во главе своего человека, чтобы провести под протекторат. Зачем убивать жителей, когда они могут еще принести пользу новому хозяину? Если бургомистр приносит ключи с поклоном, то и грабежа будет меньше, разве что солдаты день-другой пройдутся по домам, но без ненужных убийств.

— Не знаю, что и хуже, — перспектива подобного будущего не радовала меня.

— На все Божья воля, — философски заметил Фриц. — И воля его сиятельства герцога.

Отпевание фрау Альмы прошло по всем правилам — в церковь пришло удивительно много народу, скорбевшего о ней и патер Оскар проникновенно говорил о тяжелой земной юдоли, о грехе рождения, о скорби и раскаянии и самым радостным моментом, по его словам, представлялась смерть. Помер — и избавился от болячек, грехов и трудностей, зато там, на небе, тебе будет хорошо и приятно.

Накинув на плечи и голову черный платок, я размеренно шла за траурной процессией, почти наступая на пятки впереди идущим. Фриц нес гроб с другими и я видела только его широкие плечи да прихрамывающую походку. Ползли все по дороге так медленно, будто были инвалидами с детства, переговариваясь между собой о вещах, не имеющих никакого отношения к похоронам.

— Как вы думаете, милочка, если я надену темно-зеленое платье, оно не будет меня полнить?

— Дорогая моя Грета, вы даже не представляете себе, что я вам сейчас расскажу! Выглядываю это я в окно вечером и вижу, что у толстого Раймеля тоже открыто окно, а у него же дочка молоденькая…

— Старина Иоганн, давай потихоньку слиняем, да посидим у папаши Брехта, чего тут смотреть на все это…

Подобные житейские вопросы обсуждались и в церкви, на любой из служб, когда патер Оскар вдохновенно вещал очередную лабуду с амвона. Я опускала глаза и делала вид, что усиленно молюсь, шевеля губами, а на самом деле вспоминала стихи, подходящие случаю. Например, «буря мглою небо кроет». Получалось очень убедительно и трогательно. Возможно, остальные делали то же самое. Все сидели очень смирно и тихо, даже дети, а уж этим высидеть целую службу — легче обежать полгорода. Но мальчишки и тут умудрялись вести себя так, как им и положено — тихонько пихались ногами, показывали языки и пальцы, кидались камешками и ерзали до тех пор, пока кто-то из взрослых не шикал на них или не крутил ухо особо расшалившимся. Озорники на время притихали, но потом все начиналось сначала…

Три месяца назад…

Дверь распахнулась и тяжелый кулак Фрица пришелся мне в плечо. Даже если бы я была готова к этому, то все равно не удержалась бы на ногах, а уж вот так, неожиданно… Отлетев в угол, я опустилась на пол, соображая, что такое произошло, что муж вдруг распустил руки.

— Дрянь, какая же ты дрянь, Марта! — зарычал он, наклонившись надо мной.

На всякий случай я прикрыла рот рукой — если он решит еще раз ударить, то не дай Бог, приложится к челюсти, тогда запросто можно потерять и зубы. Лечить их здесь некому, останусь щербатой на всю жизнь!