— Эй, парни, — позвала я, — кто там ползет, показывайте.

— Никого там нет, — надулся басок. — Гансику почудилось…

— Вот и проверим, почудилось или нет, — хмыкнула я, крутя вороток. — Ткни-ка мне пальцем, Гансик, откуда ползут-то…

— Да от ихнего лагеря и ползет, только он в сторону сперва ушел, а теперь к стене, я уж давно за ним наблюдаю, — тощий парень с оттопыренными ушами тыкал грязным пальцем в сторону луга, заросшего здесь небольшими кустиками и кочками травы. — Тут посырее, вот он и ползет, прикрывается…вон, видишь, за тем темным пятнышком прилег опять…

Минут пять мы еще бились с Гансиком, определяя место таинственного лазутчика, пока я наконец не уверилась, что поняла его путаные объяснения. От напряжения заслезились глаза и я уже почти поверила его другу, как действительно что-то там зашевелилось и боковое зрение поймало движение в сторону стен.

— Ну, как, видишь…

Я хлопнула парня по плечу и приложила арбалет на выбранное место. Цель задвигалась и я нажала на рычаг. Есть! Что попала, можно не сомневаться — а уж наповал или как повезло, не суть важно. Даже с раненой рукой он уже не пойдет так споро, как здоровый.

— Молодец! — восхищенно выдохнули оба и тут же свист стрелы оборвал одного из них.

— Гансик…Гансик… — кинулся к лежащему дружок. — Ну как же так…почему…откуда он стрелял?

— Высовывались много, вот и примелькались, — раздался мужской голос и деловито спросил, — убит, ранен?

— В грудь попали! — всхлипнул басок. — Неужто убит?

— Может, и жив твой дружок, давай на плащ его положим да вниз снесем, там беги Элиаса ищи, может, и успеешь помочь. Ну, бери его за ноги, да клади сюда…

Мужчина и парень понесли плащ с телом Гансика, а я осталась одна еще раз подивившись точности неизвестного стрелка. Вот с кого надо начинать-то было…

В кромешной тьме не было видно ничего, но очень хорошо было слышно, как на дороге к воротам скрипят камни под ногами идущих и даже улавливались движения темного силуэта, длинного, как крокодил. Бревно тащат, чтобы ворота вышибать! Можно попробовать пожертвовать одним болтом, прикинув, где находится конец бревна и выстрелить туда. Ночь как на грех выдалась безлунная, идеал для осаждающих. Мальчишка, прибежавший ко мне с час назад, предупредил, что будут кидать факелы и освещать для арбалетчиков все внизу, чтобы мы были постоянно наготове. Где-то на стене засели еще трое, которые, как и я, ждут этого броска. А что испытывают те, кто идет с бревном? Им что, на себя наплевать, или вожделенное желание быстро обогатиться вышибает всякое чувство самосохранения?

Болт, гудя, ушел в темноту, где двигалась длинная темная тень и я удовлетворенно улыбнулась, услышав в той стороне приглушенный вскрик боли. Надо же, одних суток не прошло с тех пор, как Фриц приказал мне идти на стену с арбалетом, стыдя за трусость, а я уже испытываю радость от чужой боли и смерти. Прости меня, Господи…

Шевеленье на дороге осветилось летящими факелами и, пока бандиты пытались ускорить шаг, очередной болт успел войти в бок одному из них, а я бешено крутила ручку, пытаясь успеть сделать еще один выстрел. Не успела, зато успел кто-то из тех, с другой стороны ворот — на дороге выли и ползли двое, валялось брошенное бревно, а остальные шустро улепетывали назад. Закончился первый день осады Варбурга.

Остаток ночи я проспала под стеной, лежа на суконном толстом покрывале, брошенном на охапку сена. Под утро стало прохладно и я попыталась натянуть на себя его уголок, но там кто-то хрюкнул и я свернулась в комочек, проверив, лежит ли рядом арбалет. Продирать глаза было неимоверно трудно, но уже гомонили на стене, бранились и рыдали женщины, бухали сапоги и бряцало железо о камень…надо было вставать и идти опять на стену.

Холодная вода из бочки освежила лицо и руки, я стащила войлочную круглую шапку чтобы проветрить голову и огляделась. Невдалеке уже лежали убитые — аккуратный ряд мертвых тел заставил судорожно сжаться горло. Сколько их? Один, два, три…шесть человек. Рыдала женщина на груди одного из них и я отвернулась — смотреть на такое свыше моих сил, это хуже, чем вой раненого на дороге.

— Фрау Марта, — ко мне подлетел парнишка лет десяти, — вас герр Лайниц просит подняться на стену. Он во-он там!

— Жива? Не ранена? Ну и хорошо, слушай теперь сюда. — Лайниц сидел на камне, прислонившись к стене и держал руку на перевязи. — Что смотришь? Зацепили, мрази… Лучников у них мало, но бьют прицельно. Шестерых положили, черта им в печенку! Да еще раненых четверо лежит, чуешь? Выбить их надо, иначе они нас и здесь достанут! Фриц предложил вот что…

Тактика поменялась. Мальчишки, как более ловкие и юркие, должны были ползать вдоль стен с чучелом, одетым как горожанин, а задача лучников и арбалетчиков сводилась к тому, чтобы увидеть, кто же все-таки стреляет и по возможности выбить этих стрелков. Тем временем бандиты построились шеренгой, накрылись щитами и медленно двинулись к воротам. Они учли свои ошибки и не оставили ни одной щели стрелкам, но здорово потеряли в скорости.

Следя из-за зубца за этой процессией, я окидывала взглядом луговину, стараясь поймать глазом движение стрелка. Он должен встать, чтобы выстрелить, у него должен быть лук, почему же их никто не видит со стен? Шеренга уже почти подползла к брошенному ночью бревну и потихоньку обтекала его, намереваясь поднять за веревки. Ах вы ж гады такие, мать вашу! Русский мат как нельзя лучше подходил к данной ситуации… Ну неужели никто из вас не сдвинет свой щит в сторону, быть того не может…ну небольшую щелочку…ну… Свист болта со стены и вопль внизу ненадолго обрадовали — жаль, что кто-то опередил меня, но и я послежу, авось, еще откроются. На краю бокового зрения мелькнуло что-то в густой траве и легких зарослях. Раз там движение, то… на стене взвизгнули и заорали, пытаясь удержать падающее тело, а я уже согнулась почти пополам и шла в ту сторону, прикидывая, кто бы мог видеть поточнее, чем я.