— Аксель, чего это герр Юнг решил разделить этих? — слышалось из-за нашей двери.

— Не герр Юнг, а Конрад раскидал их, и еще озлился, что прошлую ночь они вместе сидели. Так что мы тут сиди… — откликнулся второй.

— Когда нас сменят? С утра ничего не ели, жрать охота!

— Герр Юнг сказал, что пришлет смену, только вот оставят ли нам что поесть, — тоскливо вздохнул Аксель откуда-то справа. — Да и пива бы я выпил, коли герцог за еду и ночлег платит!

— Много он платит! — бросил наш охранник. — Ночевать-то все равно в зале на полу приходится, а пиво и вовсе подают несвежее!

— Ты, Николас, не гневи Бога своими речами, а то он герцогу шепнет на ушко…или, не приведи Господь, герру Рихтеру, поплатишься за свои слова! Вспомни, что раньше ты сам должен был думать, где пожрать, а сейчас тебе даже и пиво подадут, хоть и не самое лучшее! Что ни говори, а в страже жизнь получше будет, чем вот у них!

Судя по звуку, он постучал в стену сарая, в котором мы были заперты и громко икнул.

— Чуешь, чем тянет с кухни? — мечтательный голос Николаса продолжил, — баранина вроде бы…с чесноком…

— Козлятина! — прервал его Аксель. — Будут тебе тут баранину подавать! Но и козлятина хороша, когда живот подвернуло от голода… а еще там и девки ничего, я успел заглянуть в зал!

— Пощупаешь, когда сменят, — философски заметил Николас. — Если что останется на твою долю.

— Тьфу ты, даже помечтать не даешь!

— О жратве мечтай, чтобы нам не остатки достались!

— Остатки этим соберут, чтоб дотащились до Штальзее, а то еще сдохнут по дороге. Твои-то покрепче будут, не то, что эти…

— Вот потому их Конрад и разделил. Еще сказал, что они слишком разные, чтобы идти вместе и надо чтобы перед дознанием они не болтали друг с другом.

— Еще и дознание будет? — Аксель уже подошел ближе и оба разговаривали вполголоса, отойдя от двери, но при желании слова можно было разобрать.

— А как же не быть? — Николас понизил голос. — Ты сам посуди, за ними гнались айзенштадтцы, да не просто так, а с полку герцога, чуешь? И ведь у этих в мешках не солома лежит, а звонкая монета, я сам ихние мешки увязывал, прикинул на руке — тяжелые… Герр Юнг, как заглянул в один, так глаза вытаращил, а Конрад сразу повелел их все запаковать и сам опечатал, а теперь с них глаз не спускает.

— А чего это он с нами поехал? Только потому, что услышал о пришлых со стороны перевала?

— Так герр Рихтер своих людей везде посылает, как что неспокойно, а с Айзенштадта это не первые бегут. Вот и будет выяснять, кто такие, откуда, почему за ними погоня была, да что с собой тащили. Охрана-то у них была не просто так — целых три арбалетчика!

Охранников окликнули двое стражников, пришедших сменить их на боевом посту и Николас с Акселем ушли в трактир, оставив после себя тоскливое чувство неуверенности в завтрашнем дне. Что лесник пришел во-время и выгнал всех из леса, было нам на руку, но то, что нас сцапали и тащат со всем компроматом в замок для дознания, наводило уныние. Не знаю, как дело тут обстоит с дознаниями, но что суды тут коротки на расправу — и к гадалке не ходи. Растолкав ребят, я объяснила им в двух словах суть услышанного. Гунтер позевал и сказал, что бояться нам нечего, эрсенцев мы не убивали, а с айзенштадтцами у нас свои разборки, в которые эрсенцы не полезут, потому что они им пофигу, и завалился спать. Лукас отнесся ко всему более разумно, но ничего посоветовать тоже не мог.

— Марта, врать эрсенцам мы не будем, а то потом не поздоровится, скажем все, как есть. И что из Варбурга бежали, потому что нас бы там к воротам пришпилили, и что с Раделем пошли, потому что Курт за нас все решил, и что этих не поняли, решили с ними вместе уходить из Айзенштадта, потому что дороги не знали…а здесь, ну здесь так получилось — одни догоняют, другие спасаются.

— Лукас, я бы про Раделя и говорить не стала, чтоб кривотолков не было. Ушли из Варбурга, плутали по горам, да и двинулись в сторону Эрсена. Меньше будем говорить, нам же лучше, понимаешь?

— Ага, — парень зевнул и начал валиться набок. — Да, так и скажем… Гунтеру надо сказать…

Гунтер, которого я опять разбудила, через пятое на десятое покивал головой, подтвердил, что все запомнил и тоже рухнул спать дальше. Самой не забыть бы все…

Издалека замок казался не очень большим, но по мере приближения вырастал в размерах, давя на окружающий ландшафт своим мрачным великолепием. Дорога поднялась вверх, сделала поворот и закончилась у подвесного моста, перекинутого через маленькую пропасть, служившую ему оборонительным рвом. Теперь было видно, что стены были надстроены на естественной скале и неприступность крепости создана искусными зодчими, слившими воедино природные возможности и человеческий труд. Высоченные квадратные башни, стена между ними с узкими бойницами наверху, выступающие над стеной ввысь еще две узкие башни и черепичная крыша между ними, но это уже внутризамковые постройки. Жутковатое зрелище, доложу я вам, просто так с этой стены не спуститься по веревке да и осадные лестницы сюда не попрешь. Впечатление от мощи и неприступности, а также щелчка ловушки, в которую мы все же попались, возникло не только у меня, потому что впереди по кому-то прогулялась плеть и четверо верховых перестроились вдоль нас по левую руку. Конечно, можно было попробовать сбежать… но этот путь вел прямиком на тот свет, а мне очень хотелось еще увидеть родное питерское небо, желательно в целом виде.

— Здорово, герр Юнг, привет, Конрад, салют! — приветствовали стражники на воротах. — Никак с пленными, герр Юнг? Добыча стоящая?

— Разбираться будем, — важность Юнга превышала его вес, но, говоря объективно, операцию он провел блестяще — соседей вытолкал взашей, а что ценное — прихватил с собой, не потеряв ни одного человека. Нашей погоне повезло значительно меньше. — Зайдель! — заорал он и к нам подкатился мужчина лет сорока с небольшим брюшком в потертой кожаной куртке. — Этих посадить вниз, где те двое сидят, что третьего дня пойманы!