— Ты идиот, Хайнц, — Вольф тяжело заворочался на полу, пытаясь встать. — Петер, развяжи мне руки! Куда ты побежишь, не имея за душой ни пфеннига? Да тебя через час солдаты поймают и отделают так, что забудешь, куда бежал… — он закашлялся, выплевывая солому. — Ради них мы уже сорвались один раз, так стоило ли бросать то, что было в руках?

— Если бы деньги были у меня в руках, я бы на тебя и не оглядывался, бежал бы сразу, как представилась возможность, — фыркнул Хайнц.

— Возможность? — захохотал Вольф, икая и дергаясь всем телом, пока сзади возился Петер. — Да кто тебе дал бы ее, ты, пустоголовый болван! За три дня дороги тебя уже накололи бы не раз на пику, вздумай ты только сделать шаг в сторону. Не считай других глупее себя!

— Вот мы и сидим теперь тут, такие умные, как мыши в сундуке, где забили все дыры! Стоило бежать так далеко, чтобы принести все на блюдечке эрсенцам, и себя и наши деньги! Послушался тебя… — рыжий запрокинул голову и с тоской поглядел на чуть светлеющий прямоугольник окна.

— Надо было быстрее соображать, а не топтаться тогда, у выхода из башни! — рявкнул Вольф. — Троих пацаны уложили, а ты все копался, как грабитель в сундуке у ростовщика, вот и приложили нас сразу.

— Сам ты копался как старая баба! — разозлился Хайнц. — Если бы не эрсенцы, мы вполне могли бы отбиться от Дитца! Откуда они только взялись на наши головы, прах их возьми! И ведь не просто так явились, будто караулили нас!

— Меня тоже занимает вопрос, откуда они узнали, что мы в Эрсене? — подал голос Петер, скручивающий веревку, снятую с Вольфа. — Место глухое, хоть бы один огонек был виден поблизости, а ведь поди ж ты, вышли прямо к нам!

— Горцы и доложили, — Вилли посмотрел в окно, но ничего не увидел и лег на охапку соломы. — Гонца послали.

— Э-эх! — Стукнул кулаком по стене в бессильной злобе Петер и зашипел, облизывая разбитые в кровь костяшки. — Все отобрали… я бы им всадил нож в горло и рука бы не дрогнула!

— В живот. — Спокойный тон Вилли даже напугал нас, — и провернуть, чтобы мучились подольше перед смертью. Я так все время делаю, когда мне не нравится тот, кто выступает против.

Инстинктивно захотелось уползти как можно дальше от этой компании головорезов и я потихоньку поглаживала спину, где под рубашкой был спрятан стилет. Его не нашли при обыске — на моем поясе не было ножен и снимать его не стали, а догадаться, что кинжал был заткнут сзади, не додумались. Если что, это моя последняя надежда и отдавать ее вольфовцам было бы крайне неразумно. Пока они переругивались между собой, сводя счеты и обвиняя друг друга в совершенных ошибках и просчетах, Гунтер подсел ко мне.

— Марта, ты устала? — голос парня был тих и непривычно заботлив. — Давай, ложись с нами, втроем все же теплее будет. Если ты не против, я бы… словом, я бы лег с тобой, чтобы согреть тебя.

— Спасибо, Гунтер. Но только чтобы согреть, здесь каменный пол и соломы так мало. — Ноги от долгой ходьбы уже не болели, они привыкли и теперь удивлялись, почему это им предоставили такой длинный отдых в целый вечер и еще ночь? Я сняла сапоги, скрутила с ног длинные полосы тряпок, заменяющих носки, и растирала мышцы. В темноте можно было стащить и надоевшую до чертиков войлочную шапку, от души почесав голову и проветрить волосы. Облысею я совсем скоро от такой жизни…

— Если бы тогда они не вышли на нас, то мы уже давно ушли бы в Эрсен по той дороге, — завозился рядом Лукас, укладываясь поудобней. — Не повезло нам, что нарвались на них.

— Надо было сразу решаться, а мы тянули, думали, что вместе легче будет пробираться до границы, — раздраженно заметил Гунтер. — Сколько раз себе говорил — принял решение, не тяни, действуй, и вот что получилось!

— Ребята, от того, что вы тут будете препираться и поминать прошедшее, лучше не будет. Не надо горевать по разбитому стакану, так говорят у меня на родине. Надо как-то выкручиваться из этого положения, — пристроившись поудобней, я почувствовала, как рука Гунтера осторожно обняла меня за плечи. Стало тепло и уютно, немного погрызла совесть и я дала ей зарок, что больше такого не повторится, это только сегодня… иначе уж очень холодно спать на полу…чесслово! Совесть не поверила, но немного успокоилась.

— Можно было бы и в Эрсене остаться, если б все хорошо сложилось, — мечтательно сказал Лукас шепотом. — Они только были бы рады арбалетчикам, вон как разглядывали наши игрушки! А еще я по дороге слышал, что они укрепляют свои границы и люди им всегда нужны.

— Вот и осталось только, что мечтать! Так бы уже полгерцогства бы прошли, не понравилось — пошли бы в свободные кантоны, я слышал, что там вообще епископов нет, а службу в церквях несут патеры, которые при случае могут и дубину в руки взять, благословясь перед святым образом.

— Чтобы патеры да сами по себе, без епископов? — удивился Лукас. — Быть того не может!

— Говаривали, что они собираются все вместе и выбирают среди себя старшего, который и представляет каждый город, а главный у них называется кардиналом.

— Да какая разница, как они там друг друга называют, вот взбредет этому кардиналу в голову, что нельзя людей лечить, они тоже все хором кинутся лекарей изводить, а мы страдай от этого!

— Нет, они там по-другому эти вопросы решают, совет общий собирают и кардинал ихний не может сам один все решать, пока все не посоветуются. Так что зря ты ругаешься, Лукас, не везде такие правят, как в Кобурге! А коли ты мне не веришь, то скажи, много в Айзенштадте людей, пришедших с того же Эрсена или вольных кантонов? Я лично о таких не слыхивал даже, а что от нас бежали — слышал и не раз. Потому и поверил сразу, когда Марта о том солдате сказала, что предупредил ее, это ты за юбку Гретхен цеплялся…