Вывели нас на двор, прикидывают, как вешать, а я эти мысли все крутил да и сказал громко, что оборона замка у них фиговая, сектора обстрела выбраны неверно, а уж про границу и вообще речи нет, ни связи, ни скорости, заходите кто хотите. Мне было надо одно — чтобы те, кто власть имел, услышали меня. Ну вот они и услышали, потому как тот, что в кресле сидел, никаких приказов не отдавал, а только рассматривал меня, а потом и говорит так язвительно, чем это, дескать, тебе, бродяге, наша оборона не по нутру? И где ты в ней слабые места увидал, вошь подзаборная? Раз спрашивает, значит действительно заинтересовался и будет слушать. Тут было главное не переборщить со знаниями, но и в ногах не валяться от счастья. Напряг я все извилины и пошел выдавать ему постепенно, что помнил из книг, что с реконструкторами проигрывали, что в кино видел. Смотрю, зацепило его, уже глаза интересом загорелись, аж про петли забыл, что на ветру качаются. Махнул рукой, мол, развязать, а Франца с Людвигом опять в камеру засунули, чтоб не мешались. Ну и пошла у нас беседа… Никогда еще я не был так красноречив и убедителен, можешь мне поверить! Долго я ему мозги вкручивал, но своего добился — я его заинтересовал настолько, что повешение было отменено. К вечеру, когда язык у меня уже чуть не отваливался, фон Меер решил, что я не простой наемник, а какая-то птица высокого полета. Разрешил помыться, дали мне чистое все и я совсем человеком себя почувствовал, а уж когда побрился, то и сам фон Меер удивился, что принял меня за бродягу. Много о чем с ним говорили тогда, дядька он был с понятием, хоть и местного разлива. Словом, оставил он нас троих в крепости сперва на подхвате, а потом и на службу взял. Берсхоф был совсем небольшим замком и гарнизон там был невелик, но он перекрывал дорогу и перевал, солдаты оттуда приходили на подмогу селянам, если на них совершались разбойничьи налеты, так что мы втроем пришлись там кстати. Служил я там, как все, пока как-то раз гонец не примчался. Дело было обыденное — в село наведались какие-то вояки, начали трясти селян на предмет жратвы, а пока там они развлекались, к нам послали мальчишку за подмогой. Фон Меера не было на тот момент в замке, Зигмунд, его лейтенант, лежал с больным животом и не мог возглавить солдат, словом, выпало ехать мне, хоть я и не десятник даже был на тот момент. Но все когда-то бывает в первый раз, потому и стесняться не стал — дал всем команду и вперед. Подъезжаем, а там все уже почти закончилось — мужики порубленные лежат, кто утечь не успел, девки да бабы воют, кому подол задрали, кто своих оплакивает… мне и говорят, что догонять надобно, да порубить в капусту. Но догонять в незнакомом месте и ввязываться в бой десятком, когда их четырнадцать, сложно. Я послал на разведку двоих по той дороге, куда те паршивцы ушли, оставшихся потихоньку двинул следом, без шуму и пыли. Догнали мы их к сумеркам, лошадей оставили подальше, рассредоточились и стали намечать план действий, кто что должен делать, чтоб другим не мешать и пользу принести. Лучников поставил, чтобы предводителя ихнего поранить посильнее, остальных проинструктировал получше, чтобы каждый все запомнил в точности и как только у костров нажрались да осоловели, мы пошли в атаку. Молча, без криков, как они тут привыкли, без лишнего шума… Прибили почти всех, двоих в замок доставили, из наших только один был ранен и то легко. После этого фон Меер повысил меня и стал частенько советоваться по вопросам стратегии и тактики ведения войны. Зигмунд, правда, на меня еще долго крысился, но взад уже было ничего не вернуть. Потом еще фишка была в Берсхофе — кто-то деньги спер у фон Меера. Ну, здесь на расправу быстро дело идет — всех выводят во двор и обыскивают, а потом назначают десяток или пяток и начинают пороть кнутом всех подряд. За воровство могут и до смерти забить, а так только на задницу не сядешь неделю, зато все злые будут и сами найдут вора. Но вот мне свой зад было жалко и я предложил фон Мееру найти подлюку. Рассказал ему, что буду делать, он подумал и согласился. Вот я и собрал всех в одной комнате, а сам с фон Меером и Зигмундом сел во второй и стал всех по одному туда вызывать, чтобы рассказывали, что и как делали. И записывал при этом, что они говорили. Потом некоторых попарно вызывал, у кого мне показания не нравились. Много в тот день интересного узнали, а вора вычислили быстро — сличили показания одного, другого, третьего, построил я пару версий, как заправский мент, тут он и раскололся. Сами же солдаты видели, как он выходил со стороны комнат коменданта, да не придали этому значения, пока я наводящими вопросами не допер их до этого. Деньги у него нашли, самого вора вздернули, а фон Меер еще больше меня зауважал за это.

В Берсхофе я прожил еще год, наладил там и дисциплину и быструю связь, чтоб гонцы не ногами бежали до замка, а подавали знаки, видные издалека. Патрули стал посылать по границе, дороги проверять, людей, что там шастают — словом, заделался я самым настоящим фээсбшником в этом крае. Свои плоды это принесло — разбойников выдергали, как сорную траву, гнус всякий давили безжалостно, набегов меньше не стало, но реагировали мы на них так быстро, что те и не успевали понять, как это их скрутили, когда они еще только реку миновали? Так что когда в Берсхоф наведался сам герцог Эрсенский, я там был уже достаточно известен. Теодор поговорил со мной и мы быстро нашли общий язык. Он хоть и властитель местный, но не упертый, как это часто бывает у людей с неограниченной властью, да и к чужим словам прислушивается. Так что его светлость побыла у нас и изволила пожелать, чтобы я навел такие же порядки в Штальзее и вокруг него. Тогда я уже хорошо знал карту земель и видел, что в этом районе хороший путь для тех, кто изволит драть из центральной Тевтонии через Айзенштадт в вольные города. А уж кто туда может бежать, так и сам Бог не разберется, только вот народишко тут шастал самый различный, от беглых каторжников с рудников до внебрачных сынков местных баронов. Ладно бы сами валили, так они ж еще и заразу любую на себе тянули, а таких надо было убивать на месте без жалости. Год назад около Бернштайна в деревне вспыхнула эпидемия мора, так один сумел утечь оттуда и прямиком к нам… Пришлось убить на месте и тут же сжечь. Жестоко? Да, согласен, но лучше было бы, чтоб по всей дороге до Эдера деревни мертвые лежали? А он, кстати, уже зараженный был…

За то время, что тут обретаюсь, я уже успел наладить здесь хорошую разведслужбу в Айзенштадте, Норсете и вольных городах, чтобы быть в курсе событий у соседей. Ты же знаешь, кто предупрежден, тот вооружен. Дисциплину здесь поднял на высоту, за пьянку днем запросто кнутом выдерут, это закон. Оповещение по границе теперь есть, если что случается — стража быстро реагирует. Не думай, что вы там в башне Кронберга сидели и про вас никто у нас не знал. Мне доложили о вашем отряде и айзенштадтцах уже через сутки после того, как вы перешли границу. Не зря мои следопыты деньги получают, а уж шпионы на той стороне — и подавно. Я тут же отправил Юнга и Конрада ему послал впридачу, он как бульдог — вцепится, не оторвешь. Да и нюх у него на всякие непотребства типа Вольфа с его дружками. Юнг быстро выставил вашу погоню за границу, а вашу шайку забрал с собой для разбирательства. Одного не могу понять, как это никто не прознал, что в отряде еще женщина есть? И ведь в камере все вместе сидели, Конрад был уверен, что тот, кто тебя тискал, по мальчикам охоч, а за такое тут не голову, тут другое место рубят, сечешь?

— Может, вы вообще забыли, что такое женщины, потому и не признали?

— Не язви. Да забудешь тут, как же, — протянул Михель. — Ты вон тощая, как палка, я и то сразу не признал в тебе женщину, а здешние дамы уже смолоду как булки со всех сторон, их за мальчиков не примешь, даже если захочешь. Признаться, я ведь как услышал за дверью русский мат, остолбенел, думал, что ослышался…Было уже такое, мужик один сказанул мне по пьяни еще в Берсхофе, а я потом чуть душу из него не вытряхнул, пытаясь достучаться. Нет, не повезло тогда, что-то он ляпнул нечленораздельное, а я два дня его и в чувство приводил, и поил, лишь бы услышать от него знакомые слова. Да видать воображение сыграло, абориген уже решил, что я его буду так все время обихаживать и начал даже требования какие-то выдвигать. Понял я, что ошибся, велел выдрать его и выкинуть вон за ворота.

— Зачем же драть было сразу?

— А нечего было мне на шею садиться и ноги свешивать! — Неприязненно бросил он. — Если я его день выводил из похмелья, а второй день поил, это еще ничего не значит. Ты же здесь как жила? Неужели никогда не искала соотечественников, не вслушивалась в чужую речь, не думала, как отсюда уйти назад?

— Думала, сколько раз думала и на улице вслушивалась в разговоры, но почти все, кто окружали меня, были родом из Варбурга. А уходить и бродить по дорогам в поисках соратников одной небезопасно. Да и как их искать, плакатик, что ли, надписать «Ищу попаданцев из Росии»?

— Вот и я также всматривался и вслушивался, особенно когда в Берсхофе уже стал служить. Вечером лежу и думаю, где подсказку искать, чтоб дверь ту найти? Потому и к мужику тому кинулся, как к родному, да неудачно вышло.

— А я подумала тогда, что вы все уже ушли и выругалась в сердцах, — вздохнула я, припоминая прошедшее, — кто ж знал, что ты там подслушиваешь за дверью?

— Привычка такая еще у отца моего была, а у него от деда. Дед никогда сразу не уходил от кабинета, где подчиненные сидели, обязательно встанет и постоит, чтоб выцепить что-нибудь интересное. Вот и я как тогда вышел, дай, думаю, постою по привычке, послушаю на всякий случай…как услыхал, сразу в камеру кинулся, чуть Конрада с ног не сшиб. Иду и одна мысль в голове — кто, ну кто же из этих семерых? На тот момент я был бы рад даже если это Вольф оказался, но когда они от вас отодвинулись, вздохнул с облегчением. А потом гляжу — это ж сопляки, из них кто-то ругался! Еще Гунтер полез, но у того бас — не перепутаешь, значит, ты или белобрысый. Но белобрысый уже схлопотал свое только что, когда полез мне под руку, вот тогда только и дошло, что он лез под кулак мне не зря… Такого оборота я и предположить не мог, но проверить было надо и как можно быстрее, вот я и приказал Конраду отвести тебя ко мне. Думал, только отговорюсь от Теодора и бегом наверх, только бы это не было ошибкой, как тогда в Берсхофе. Влетел в комнату, запнулся и получил по голове, а уж потом сообразил, что надо было окликнуть сперва…Кстати, а чего ты убежала-то?

— Тебя испугалась, ты же в камере проводил показательный сеанс мордобоя…да еще в комнате у тебя на плетку наткнулась, она вся в крови была и Конрад по дороге припугнул какими-то твоими методами, вот и решила, что ты из тех садистов, которые в любое время живут. Ну и стражники твои хороши, пропустили, разве что сами не помогли колесо тащить!

— Этим я уже всыпал по возвращении, неделю зады терли, чтоб мозги включали, — пожал плечами Рихтер. — Расслабились, мерзавцы. А плетка, кстати, не в крови была, это кожа так красится. Ну вот, получил я от тебя по голове, пролежал на полу и давай в дверь колотить, а там никто не слышит. Засов прочный снаружи, по жилому коридору днем мало кто шатается, Конрад был уверен, что я с тобой заперся, хоть и поразился, зачем я такую грязнуху к себе привел, уж больно ты выглядела…потерто, да еще шмотье твое грязное такое… Короче говоря, дверь мне открыли уже к ночи, так что погоню я снарядил с утра. Вылетели, а куда ты пошла — неизвестно. Поносились по дорогам, а потом мне как дернуло — шапка же твоя в камере осталась, значит, собак можно пустить по следу. Я — в замок, шапку отобрал у твоих мальчишек, двух собак взяли и ходу за тобой. Но ты уж больно шустрая оказалась, я даже подумал, что перепутал и ты на самом деле мальчишка, потому что женщины тут так не ходят и вообще они здесь другие совершенно. Я ведь тебя и в лицо толком не разглядел, волосы грязные, рожа чумазая, губы все потрескались, одни глаза остались, вот глаза и запомнил только. Не мальчишечьи, тут не ошибусь ни за что! А уж когда ты ушла по тропе, да по ручью, и вовсе запаниковал, что не может женщина с моей родины так хорошо знать все лесные тропинки, опять решил, что ошибся. Но уж коли шел по следу, то надо до конца дойти, чтобы потом локти не кусать, что упустил шанс. Вот и гнались за тобой до самого озера, уж думал, что все, сейчас и выясню прямо на берегу, кто ты на самом деле, а ты уже в воде плывешь и шмотки свои на голове тащишь. Правильно рассудила — здешние плавать не умеют, я бы один мог рвануть за тобой, а дальше что? А если мне все только послышалось и ты на самом деле местная уроженка? В этом случае осталось бы только связать тебя и ждать, пока эти олухи лодку найдут. Сколько ждать, день, два, пять? Словом, проследил, пока ты отлеживалась да мылась моим мылом, а уж когда локоть показала… стражники хихикают, а я улыбаюсь, как дурак, и думаю, что вот теперь найду тебя обязательно, просто обязан найти! Вернулись мы в Штальзее, Конрад молчит, а сам довольный, сволочь, что я так опростоволосился да еще два раза. Ухмыляется за моей спиной… Я Ульфа и Хогана отрядил в вольные города, пообещав им за твою поимку десять золотых, чтоб носом землю рыли, а нашли. Ульф единственный был, кто тебя в лицо видел и слышал. Ну, услал их и стал ждать известий, а сам начал трясти Вольфа и твоих парней. Что Вольф и его уголовники действительно ограбили полковую кассу, я выяснил быстро, а вот про кольцо герцогов Норсетских все молчали, как воды в рот набрали. Да, было, да, видели, но ни у кого его нет, а вся четверка показывает, что его забрала ты еще на башне, когда вы там сидели. Правда, парни этого не видели, но тут и не обязательно все видеть, зато выгораживали они тебя так, что я заподозрил в вас натуральную групповуху. Влюбились они в тебя оба, что ли? Белобрысый вроде поменьше, а уж второй вообще как петух на меня наскакивал, пока я не приложил его за непочтительность. И то еще огрызался, хоть морда вся в крови была. Вот дурак-то молодой…Сколько тебе лет? — неожиданно спросил он.

— Двадцать семь, а что?

— А Гунтеру девятнадцать, ну вполне подходит…да не сверкай глазами, мне все положено знать, даже то, что ты сама не знаешь! Еще и не такое бывает…Так, на чем это я остановился…а, на кольце! Конрад был уверен, что я ищу тебя из-за кольца, да еще от обиды на кочергу. Что до кольца, так по большому счету мне на него плевать, кто его спер и куда дел, но если найдется, то Теодор будет рад и дипломатические отношения пойдут на повышение, а это всегда лучше, чем война. Мальчишки твои столько о тебе порассказали, но все это относилось к тому периоду, когда вы шастали по лесам, а меня интересовало, как ты жила в Варбурге. Фон Дитц прислал мне подробное письмо, от которого у меня просто волосы дыбом встали. Судя по всему, его человек слушал твою падчерицу, которая наговорила столько, что и половины хватило бы, чтоб вздернуть тебя. Но это бабы, а я им не привык доверять, поэтому в Варбург поехал еще один мой человек, который принес мне совершенно другие сведения о тебе. Это уже наводило на определенные размышления. Конрад прочитал и то и другое письмо и пожелал побыстрее увидеть тебя воочию, чтобы разобраться и с тобой и с той четверкой. К сожалению, в тот день, когда Ульф с Хоганом привезли тебя, я подзадержался и вернулся только к ночи. На воротах мне уже вывалили все новости — и то, что тебя притащили, и как ты Конраду чуть нос не утерла, да Теодор не дал, и что тебя уже допрашивают внизу. Я когда вошел, то и не узнал тебя сразу, надо было как-то отогнать всех, чтобы добиться от тебя ответа, кто же ты на самом деле, а ты еще и глаза закрыла, едва языком шевелишь в ответ… Вот уж когда ты мне по-русски ответила, так я чуть до потолка не подпрыгнул от радости, не ошибся, думаю, хоть тут не послышалось! Вина тебе дал, да к себе унес, пусть все думают, что хотят! Ночью рядом лежал и все думал, кто ты, откуда, что произошло, почему ты попала сюда? Порывался поговорить, да ты спала, как убитая, а утром, когда вернулся, тоже еще поверить не мог в такое совпадение. Так что теперь будем вдвоем думать, как нам выбираться из этой ловушки.