— Значит, домой едешь? — спросила она.

— Да, скоро учебный год, — объяснил он.

— Ну, это дело нужное… — согласилась Лукерья.

Оба помолчали. Не глядя на Сашу, Лукерья перебирала пальцами край полинявшего от времени передника.

— Не понравилось тебе здесь? — с грустью спросила она.

— Нет, очень даже понравилось! Знаешь, я сюда снова обязательно приеду.

В глазах Лукерьи сверкнул огонек:

— Не ошиблась, значит, я в тебе.

— Послушай, я все думал спросить: а ты домой не хочешь съездить?

— Так здесь теперь мой дом. Здесь и похоронят… А ты приезжай. Ты поверь мне, старой женщине, я много повидала — чувствую: жизнь у тебя будет необычная. Трудная, но необычная, не такая, как у всех…

Они посидели еще немного. Прощаясь, Саша протянул Лукерье свернутый трубочкой лист:

— Это тебе, возьми на память…

Она развернула бумагу и увидела рисунок, который он показывал ей, когда был у нее на постое.

— Ну, спаси тебя Господь… — поблагодарила Лукерья.

— Береги себя, Лукерья. И спасибо тебе за все.

Заплакав, Лукерья прижала его к себе и погладила по голове.

— Я обязательно приеду еще, обещаю. Ты жди меня, ладно? — сказал он, уходя.

Лукерья долго смотрела ему вслед, пока он совсем не скрылся из виду.

Возвращаясь в лагерь, Саша чувствовал: когда-нибудь он обязательно вернется сюда, на этот остров, придет в ставшую ему родной избу, где запах сухих трав перемешан с запахом свежеиспеченного хлеба.

Слово, данное в тот вечер Лукерье, Саша сдержит. Закончив училище, он снова встретится с Лукерьей, но уже в последний раз…

…На второй день после своего возвращения домой Саша с картонной папкой в руках торопливо шел по улице Марата, направляясь в сторону Свечного переулка, прямо к дому Викентия Ларионовича. Он так нервничал, что от волнения чуть было не прошел нужный поворот.

Дверь ему открыла Елена Михайловна.

— Сашенька! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Викентий Ларионович будет рад вас видеть.

— Здравствуйте, Елена Михайловна! — поздоровался Саша. — Хорошо, что вы дома, а то я без звонка…

— Что вы, Сашенька, конечно же мы оба дома! — И добавила извиняющимся тоном: — Извините, Сашенька, я не включаю свет… Экономия, видите ли… Вы проходите в комнату, а я пока чай принесу…

Оказавшись в огромной темной прихожей, Саша почувствовал знакомый запах всех коммунальных квартир. Поскольку он уже неоднократно бывал в квартире Вольских, то прекрасно мог ориентировался даже в темноте. Старательно обходя висящие на стенах большие металлические тазы и прочие, хранящиеся в общем коридоре вещи, Саша толкнул знакомую дверь.

— Саша! Ну здравствуй, здравствуй! — Вольский обнял любимого ученика. — Давно вернулся?

— Два дня назад, Викентий Ларионович.

— Ты как-то изменился, Саша… Повзрослел, что ли?..

— Да что вы, Викентий Ларионович… — смутился Саша.

— Ты, надеюсь, рисовал? — тут же поинтересовался Вольский.

— Конечно, как только свободная минута бывала.

— Да, кстати, как там Федор Иванович? — спросил Вольский.

— Передавал вам привет. Мне очень повезло, что я познакомился с ним. Я столько от него узнал нового… Этой поездки я никогда не забуду. И все это благодаря вам, Викентий Ларионович! Спасибо вам за все.

— Что ты, Саша, не стоит. А что касается Постникова, то могу смело сказать — он отличный специалист, да и человек, я знаю, хороший. Я рад, что это знакомство оказалось для тебя полезным… Давай скорее папку, я посмотрю твои работы!

Саша протянул папку, стараясь не выдавать своего волнения. На самом деле он очень боялся — вдруг его рисунки не понравятся учителю.

Вольский внимательно рассматривал листы, делая это, как всегда, спокойно, не торопясь и не пропуская ни одной детали. Со стороны могло даже показаться, что он нарочно выискивает какие-то неточности в работе. За время своего знакомства с Вольским Саша уже успел привыкнуть к этой его неторопливой манере, поэтому просто терпеливо ждал, когда мастер выскажет свое мнение.

Изучив один рисунок, Вольский откладывал его в сторону, брал следующий, затем вновь возвращался к предыдущему. Так снова и снова продолжал он просмотр по кругу, пока, наконец, не отложил папку в сторону.