— Том, помнишь, мы встречались с ними, когда вошли в команду? — осведомился Люк.

— Такое не забывается. Они разнесли нас со счетом семьдесят два — ноль.

— А после их оркестр заиграл «Теннессийский вальс» [140] , и они начали танцевать. Мы тогда стояли, сбившись в кучу.

— Ты готов, капитан? — спросил я Люка.

— Я готов, капитан, — отозвался брат. — На этот раз я хочу поплясать, когда матч закончится.

— А я, ребята, буду поддерживать вас во всю мощь глотки и прочих частей тела, — пообещала Саванна, хлопая Люка по плечу. — В таких делах везде и всегда женщинам достаются вторые роли.

Команда из сорока игроков в полном боевом облачении шла по длинному коридору, направляясь из раздевалки в зал собраний. Наши шиповки царапали бетонный пол; казалось, это стадо бизонов топает по каменистому плато. Подвесные лампы освещали наши белые футболки; наши диковинные тени плясали и корчились по стенам. В нашей экипировке было что-то сверхчеловеческое, даже неземное, и все это предназначалось для весьма жестокой спортивной игры.

Придя в зал, мы неторопливо расселись на откидных стульях. Сквозь стены до нас доносился гул зрительской толпы. Школьный оркестр подбадривал нас и болельщиков, исполняя попурри из «бойцовских» песен. Музыку перекрыл рев Цезаря. Люк взмахнул рукой, и мы дружно зарычали в ответ. Затем тренер Сэмс обратился к нам с напутственной речью:

— Сегодня я хочу убедиться, что все вы — настоящие бойцы. Город тоже этого ждет. Я в курсе, вы умеете надевать спортивную форму и после тренировок вприпрыжку нестись на свидания и танцульки. Но пока не увижу вас в игре, я не пойму, чего вы стоите. Знаете, кто такой настоящий боец? Охотник за головами. Он изматывает противника на каждом квадратном дюйме поля и бывает очень несчастлив, если после матча противник еще дышит. Настоящему бойцу неведом страх. Страх он видит лишь в глазах соперника, у которого мяч и которого он сейчас рассечет надвое. Настоящий боец любит боль. Ему нравятся все эти крики, пот, угрозы и ненависть. Словом, жизнь во всех ее проявлениях. Он жаждет оказаться там, где льется кровь и вышибаются зубы. Таков наш футбол, парни. Это война, честная и простая. И потому сегодня вы выйдете на поле и начистите задницы этим ребятам из Чарлстона. Если что-то движется — бейте. Если что-то дышит — бейте. А если что-то имеет титьки — трахайте.

Раздался смех, но довольно жидкий. Тренер Сэмс произносил эту речь вот уже четвертый год подряд, повторяя ее слово в слово. Даже шуточка не менялась. Он всегда говорил о футболе так, словно находился в последней стадии горячки.

— Ну так я могу рассчитывать на бойцов? — крикнул он, и жилы на его висках задергались от напряжения.

— Да, сэр, — выдохнули мы.

— Я могу рассчитывать на своих сукиных бойцов?

— Да, сэр.

— А охотники за головами среди них имеются?

— Да, сэр.

— Я сегодня увижу кровь?

— Да, сэр.

— Увижу кишки противников, свисающие с ваших шлемов?

— Да, сэр.

— Услышу хруст их костей по всему полю.

— Да, сэр, — радостно обещали мы.

— Тогда помолимся.

Тренер стал читать «Отче наш», мы повторяли за ним.

После этого Сэмс уступил место Люку и добавил, что ждет нас на поле.

Люк встал. В спортивной форме он выглядел особенно внушительно. Мой брат обвел взглядом парней. При весе в двести сорок фунтов Люк был одним из самых крупных мужчин округа Коллетон и определенно самым сильным. Его присутствие умиротворяло, его спокойствие передавалось и нам.

— Вот что, ребята, — начал Люк. — Не принимайте всерьез все фразы тренера Сэмса. Просто у него такая манера. Ему вовсе не нужно, чтобы мы пускали кровь и ломали кости нашим соперникам. Тренер Сэмс забыл об одной вещи. Мы выходим на поле и играем, поскольку нам это нравится. Это главная и единственная причина. Мы намерены весело провести время: устраивать блокировки и захваты, бегать изо всех сил и действовать как одна команда. Вот на команде я и хочу остановиться. Вообще-то надо было сделать это еще в начале сезона. Нам нужно поговорить о Бенджи.

Игроки заерзали на стульях. Все искали глазами чернокожего парня. Он сидел на самом последнем ряду. Один. Бенджи смотрел на своих товарищей по команде с тем же спокойным молчаливым достоинством, с каким ходил по школьным коридорам. Услышав свое имя, Бенджи бесстрастно взглянул на Люка.

— Как вы помните, никто из нас не хотел, чтобы Бенджи учился в нашей школе. Но он все-таки пришел. И принимать его в команду мы тоже не хотели. Но он выразил желание играть в футбол. На тренировках мы всячески поддевали его. Специально делали ему подножки, щипали, бывало, и просто били. Мы старались задеть его и вынудить уйти из команды. Я тоже в этом участвовал. Но Бенджи вытерпел все наши издевательства. И теперь, Бенджи, ты полноправный член нашей футбольной команды, и я горжусь, что ты с нами. Уверен, что с тобой мы стали намного сильнее, чем были, и сегодня я готов вышибить дух из каждого, кто думает иначе. Иди сюда, Бенджи, и садись на первый ряд.

Бенджи мешкал. Игроки вновь зашевелились. Бенджи встал и направился по центральному проходу, ощущая на себе взгляд каждого игрока. Сам Бенджи не спускал глаз с Люка.

— Бенджи, нашим противникам из Северного Чарлстона очень не понравится, что ты на поле. Они будут называть тебя ниггером и прочими словами, и мы не сможем им помешать. Но запомните: когда мы выйдем отсюда, Бенджи для нас — не ниггер. Бенджи — наш товарищ по команде. Я не знаю более прекрасных слов. Товарищ по команде. Бенджи больше не ниггер, и никто не смеет называть его так до конца сезона. Он — один из нас. Один из «Коллетонских тигров». По моему разумению. Надеюсь, Бенджи, я тебя не очень смутил своими рассуждениями. Но я должен был прояснить ситуацию. Несогласные есть?