— Нам нужно на пятый этаж, — говорит Фертилити. Она крепко держит меня за руку и тянет за собой. Поднимаемся на эскалаторе. Второй этаж. Товары для мужчин. Третий этаж. Товары для детей. Четвертый этаж. Молодежная мода. Пятый этаж. Женская одежда.

Из динамиков под потолком льется музыка. Ча-ча-ча. Два медленных шага и три быстрых. Перекрестный шаг и женский разворот под рукой. Фертилити меня научила.

Я совершенно не так представлял себе наше свидание. Ряды женской одежды на плечиках. Продавщицы, одетые по-настоящему стильно и элегантно, то и дело подходят и спрашивают: чем я могу вам помочь? Ну и что тут такого? Все это я уже видел.

Я говорю: она что, хочет здесь танцевать?

— Подожди, — говорит Фертилити. — Подожди.

Первое, что происходит, — запах дыма.

— Сюда, — говорит Фертилити и уводит меня в густой лес из длинных вечерних платьев.

Потом включаются сирены пожарной тревоги, люди бросаются к эскалаторам, бегут вниз по ступенькам, как по обычным лестницам, потому что эскалаторы остановились. Люди спускаются по эскалаторам, предназначенным для подъема, и в этом есть что-то неправильное — как будто они нарушают закон. Продавщица за кассой сгребает всю выручку в сумку на молнии и смотрит на покупателей, что столпились у лифтов, — стоят, нервно переминаясь с ноги на ногу, смотрят на индикаторы этажей, шуршат большими пакетами с покупками.

Сирена все надрывается. Дым сгущается — видно, как он клубится под потолком там, где горят лампочки.

— Не ждите лифтов, — кричит продавщица. — При пожаре лифты отключаются. Спускайтесь по лестнице.

Она бросается к ним сквозь лабиринт женской одежды на плечиках, крепко сжимая в руке свою сумку на молнии, и загоняет их в дверь с надписью ВЫХОД.

В торговом зале остаемся лишь мы с Фертилити, и тут свет мигает и гаснет.

В темноте и дыму. Гладкий атлас, шелковистый бархат, прохладный шелк. Рев сирены, все эти платья, шероховатая шерсть. Прохладная рука Фертилити в моей руке. И Фертилити говорит:

— Не волнуйся.

Маленькие зеленые таблички светятся в темноте. На табличках написано ВЫХОД.

Ревет сирена.

— Главное — не волнуйся, — говорит Фертилити.

Ревет сирена.

— Сейчас уже скоро, — говорит Фертилити.

Вспышки оранжевого в темноте в дальнем конце зала. В этой дрожащей подсветке все кажется странным, нездешним. Платья и брюки на вешалках между нашим и тем концом зала — словно черные силуэты безголовых людей, сгорающих в пламени.

Люди сгорают в огне и несутся на нас сломя голову, хотя они и безголовые. Сирена ревет так громко, что от этого рева сотрясается воздух. И только прохладная рука Фертилити удерживает меня на месте.

— Совсем-совсем скоро, — говорит она.

Нас уже обдает жаром. Дым разъедает глаза. Безголовые женщины, пугала из одежды на плечиках, дымятся уже в двадцати футах от нас. Дымятся и оседают на пол. Становится трудно дышать, глаза щиплет.

Ревет сирена.

Одежда на мне — горячая и сухая, как будто ее только-только прогладили утюгом.

Огонь совсем близко.

Фертилити говорит:

— Правда красиво? Неужели тебе не нравится?

Я подношу руку к лицу, от руки падает тень — тень прохлады между мною и стойкой горящей вискозы совсем рядом с нами.

Есть такой способ определить состав ткани. Вытащить несколько нитей и поднести к открытому огню. Если они не горят, значит, это шерсть. Если горят, но медленно, — это хлопок. Если они занимаются сразу, как эти платья на стойке рядом, значит, это синтетика. Полиэстер. Искусственный шелк. Нейлон.

Фертилити говорит:

— Вот сейчас.

И вдруг становится холодно. Я даже не успеваю понять почему. Холодно и мокро. С потолка льет вода. Оранжевое свечение дрожит и мигает. А потом затухает совсем. Вода разгоняет дым.

Постепенно одна за другой включаются лампы под потолком, освещая торговый зал. Вернее, то, что от зала осталось. В черно-белых тенях. Сирена смолкает. И снова включается музыка. Ча-ча-ча.

— Мне это приснилось, — говорит Фертилити. — На самом деле нам ничего не грозило.

Точно как с тем океанским лайнером, который затонул только наполовину. Когда они с Тревором танцевали в полузатопленном зале.

— На следующей неделе, — говорит Фертилити, — взорвется одна коммерческая пекарня. Хочешь сходить посмотреть? Там будут жертвы. Погибнут как минимум трое или даже четверо.

У меня на одежде, у нее на одежде, у меня на волосах, у нее на волосах нет ни единого обожженного места, ни единого пятнышка сажи.

Даниил, глава третья, стих двадцать седьмой:

«…над телами мужей сих огонь не имел силы, и волосы на голове не опалены, и одежды их не изменились, и даже запаха огня не было от них».

Я думаю: плавали — знаем.

— Быстрей, — говорит она. — Пожарные будут здесь через пару минут. — Она берет меня за обе руки и говорит: — Как-то жалко терять такое замечательное ча-ча-ча.