Заклеить конверт и прилепить на него наклейку с адресом получателя. Один готовый конверт — три цента.

Повторяешь все это тридцать три раза и получаешь почти доллар.

Там, где мы сегодня, — это идея Адама Бренсона.

Письмо, которое я сейчас складываю, начинается так:

А не заражена ли вода в доме УИЛСОНА опасными бактериями?

Там, где мы, — предполагается, что здесь безопасно.

Белый лист внутрь оранжевого, внутрь обоих — купон, рекламная листовка, бланк перевода, все засунуть в конверт, и я на три цента ближе к спасению.

А не заражена ли вода в доме КАМЕРОНА опасными бактериями?

Мы сидим в столовой за большим столом. Все трое. Я, Адам и Фертилити. Раскладываем корреспонденцию по конвертам. В десять вечера хозяйка дома запирает переднюю дверь и задерживается на минутку по пути обратно на кухню, чтобы поинтересоваться, как там наша дочка. Стало ей лучше? Что говорят врачи? Она будет жить?

Фертилити — у нее в волосах все еще полно риса — говорит:

— Пока ничего утешительного, но надежда есть.

Разумеется, никакой дочери у нас нет.

То, что у нас есть дочь, — это идея Адама Бренсона.

Рядом с нами, за тем же столом, сидят еще три-четыре семьи, дети и их родители. Все их разговоры — про рак и химиотерапию, про ожоги и пересадку кожи. Про стафилококковые инфекции. Хозяйка дома спрашивает, как зовут нашу девочку.

Мы переглядываемся, все трое. Фертилити замирает с высунутым языком — она как раз собиралась облизать клеящийся краешек конверта. Я смотрю на Адама. Это все равно что смотреть на свою фотографию. Каким я был раньше.

Мы отвечаем все вместе, хором, и каждый из нас произносит разные имена.

Фертилити говорит:

— Аманда.

Адам говорит:

— Патти.

Я говорю: Лора. Имена перекрывают друг друга.

Наша дочь.

Хозяйка дома смотрит на меня, на обожженные остатки моего белого смокинга, и спрашивает, а чем больна наша дочь, которая в больнице?

Мы опять отвечаем все вместе и опять каждый — по-разному.

Фертилити говорит:

— Сколиоз.

Адам говорит:

— Полиомиелит.

Я говорю: туберкулез.

Хозяйка дома наблюдает за тем, как мы складываем бумажки: белую — в желтую, внутрь — купон, рекламная листовка, бланк перевода. Ее взгляд останавливается на наручниках, что висят у меня на запястье.

А не заражена ли вода в доме ДИКСОНА опасными бактериями?

Это Адам привел нас сюда. Всего на одну ночь, говорит он. Здесь мы в безопасности. Сейчас, когда я превратился в массового убийцу, Адам знает, как меня вытащить, — утром мы выезжаем на север и будем ехать на север до самой Канады. Нам надо только где-нибудь пересидеть эту ночь. Нам надо поесть. Нам надо разжиться наличными, вот почему он привел нас сюда.

Это все происходит уже после буйства на стадионе, когда толпа просто смела полицейский кордон у кромки поля. Уже после моего притворного бракосочетания, уже после смерти агента — когда полиция сдерживала толпу, спасая мне жизнь, чтобы потом меня можно было казнить за убийства. Все до единого зрители, собравшиеся на Супердоуме, выбежали на поле, как только я объявил, что «Кольты» сегодня выиграют. Кто-то из полицейских уже успел защелкнуть один из браслетов наручников у меня на руке, но полиция ничего не могла сделать против беснующейся толпы.

Невидимый оркестр наяривал национальный гимн.

Люди выбегали на поле со всех сторон. Они бежали ко мне по зеленой траве, сжимая кулаки. С ними бежали и аризонские «Кардиналы». Только индианапольские «Кольты» оставались на месте: радостно хлопали друг друга по задницам и ладоням, заранее празднуя победу.

Когда полицейские подошли к краю свадебной платформы, я нажал ногой на рычаг, и пять тысяч белых голубей поднялись вокруг меня сплошной стеной.

Голуби задержали полицию на пару секунд, и этого оказалось достаточно, чтобы толпа бесноватых футбольных болельщиков успела добраться до центра поля.

Полицейским пришлось отбиваться от разъяренных болельщиков, а я тем временем выхватил букет из рук у невесты.

Теперь я сижу в чужом доме, раскладываю корреспонденцию по конвертам, и мне хочется рассказать всем и каждому о своем великом побеге. Как я выбрался со стадиона. Как полицейские из оцепления схватились за свои баллончики со слезоточивым газом. Как рев толпы отдавался оглушительным эхом от крыши. Как я выхватил из рук у невесты букет белых цветов из искусственного шелка. Как слезы текли по ее щекам. Как я поднес белый букет, щедро политый лаком для волос, к пламени ближайшей свечи — теперь у меня был горящий факел, чтобы отбиваться от нападавших.