— Ты никого не убьешь, — говорят красные губы черному пистолету. Они разговаривают друг с другом через мои голые белые ноги. — Он вчера приходил ко мне, тоже вот пистолетом грозился. Держал дуло приставленным мне к голове, но так и не выстрелил, только прическу испортил.

— Заткнись, — говорит пистолет.

— Он у него не заряжен, — говорят губы.

Пистолет говорит:

— Заткнись!

Губы говорят:

— Вчера мне снился еще один сон про тебя. Я знаю, что они с тобой сделали. Когда ты был маленьким. Это было ужасно. Теперь я понимаю, почему ты боишься секса.

Я шепчу: никто со мной ничего не делал.

Пистолет говорит:

— Я пытался этому помешать, меня тошнило от одной только мысли о том, что старейшины делали с вами, с детишками.

Я шепчу: это было не так уж и страшно.

— В моем сне, — говорят губы, — ты плакал. В первый раз ты был совсем маленьким и даже не представлял себе, что сейчас будет.

Я шепчу: это все в прошлом. Я обо всем благополучно забыл. А сейчас, я известный религиозный лидер.

Пистолет говорит:

— Ты ничего не забыл.

Нет, я забыл.

— Тогда почему ты девственник? До сих пор? — говорят губы.

Я завтра женюсь.

Губы говорят:

— Но секса у вас с ней не будет.

Я говорю, она очень красивая и обаятельная.

Губы говорят:

— Но секса у вас с ней не будет.

Пистолет говорит, обращаясь к губам:

— Так поступали со всеми тендерами и бидди, чтобы им не хотелось секса во внешнем мире.

Губы говорят пистолету:

— Это был настоящий садизм.

Кстати о свадьбе, говорю я. Мне нужно чудо. Великое чудо.

— И не одно только чудо, — говорят губы. — Завтра утром, как раз в процессе венчания, твой агент скоропостижно скончается. Тебе нужно не только хорошее чудо, но и хороший адвокат.

На самом деле мне нравится эта мысль. Насчет того, что агент скоропостижно скончается.

— Подозревать будут тебя, — говорят губы.

Но почему?

— Этот твой новый одеколон «Аромат истины», — говорят губы. — Он откроет флакон, вдохнет и упадет замертво.

— Потому что на самом деле там будет смесь нашатырного спирта с хлорным отбеливателем, — говорит пистолет.

Я говорю: так же, как и с психологом?

— Вот почему подозрение падет на тебя, — говорят губы.

Я говорю: но психолога убил мой брат.

— Был такой грех, — говорит пистолет. — И я украл ДСС и все записи по тебе.

Губы говорят:

— И это он все подстроит так, что твой агент завтра умрет.

— Расскажи ему самое интересное, — говорит пистолет, обращаясь к губам.

— Мне все чаще и чаще снится, — говорят губы, что в полиции подозревают тебя в убийстве всех уцелевших братьев и сестер из Церкви Истинной Веры. Всех тех, чьи самоубийства выглядели подозрительно.

Всех братьев и сестер из Церкви Истинной Веры, которых убил Адам.

— Именно их, — говорит пистолет.

Губы говорят:

— В полиции не исключают возможности, что их убил ты. Чтобы сделаться знаменитым. Еще вчера ты был толстым и страшным рабочим по дому, а наутро проснулся великим духовным лидером. А завтра тебя обвинят в серийных убийствах. Самых успешных в стране.

Пистолет говорит:

— Хотя, возможно, успешных — не совсем верное слово.

Я говорю: я был не таким уж и толстым.

— Сколько ты весил? — говорит пистолет. — Только честно.

На стене написано: сегодня — самый поганый день из всех, что тебе остались [13] .

Губы говорят:

— Ты был толстым. Ты и сейчас толстый.

Я говорю: ну так чего ж ты меня не убьешь прямо сейчас? Заряди пистолет и пристрели меня на месте.

— Он заряжен, — говорит пистолет, и дуло движется, целясь мне в лицо, мне в колени, мне в ноги, в губы Фертилити.

Губы говорят:

— Нет, не заряжен.

— Заряжен, — говорит пистолет.

— Тогда докажи, — говорят губы. — Пристрели его. Прямо сейчас. Ну давай же. Стреляй.

Я говорю: не стреляй.

Пистолет говорит:

— Что-то не хочется.

Губы говорят:

— Лжец.

— Ну, может, когда-то давно мне и вправду хотелось его застрелить, — говорит пистолет, — но теперь чем известнее он станет, тем лучше. Поэтому я и убил психолога и уничтожил все записи по нему. Поэтому я и послал этот флакон с якобы одеколоном, а на самом деле — с газообразным хлором, его агенту.