— Какой свадьбе?

— Конечно, не знаешь! Тебе из-за книжек твоих света Божьего не видно.

— Да будет тебе, Софья Алексеевна. Пришла что сказать, говори. Нечего тут посмешище-то устраивать.

— Вот верно, государыня-царевна, сказала. Истинно посмешище! Государь-братец жениться задумал.

— Может, и пора.

— Может! Все может! Да только не невесту выбирать, как в царском дому положено, а прямо жениться. Невесту нашел, теперь никаких уговоров слышать не хочет. Быть, говорит, ей царицей. На то моя царская воля. Чисто сказка, Господи прости! Царевна-лягушка под кустом болотным сидела-сидела, да на глаза распрекрасному принцу и попалася!

— Софья! Уймешься ли?

— Теперь одно и остается — уняться. А чтоб тебе все сразу объяснить, быть царицей московской Агафье свет Семеновне Грушецкой. Ты у нас, Марфа Алексеевна, все роды вдоль и поперек изучила, может, скажешь что о роде боярском, на всю землю русскую знаменитом? Аль тоже, вроде меня, слыхом не слыхивала, видом не видывала? Поведай, царевна-сестрица, всю правду.

— Значит, правду девки говорили…

— Какую правду?

— Будто государь-братец, как в крестном ходе шел, на девицу встречную глаз положил. У палат Хованских на Сретенке стояла. Так загляделся, что чуть в полах одежи не запутался, спасибо, бояре поддержали. Дальше пошел, да пару раз оглянулся. Я и на Феклу прикрикнула, что сплетни что твоя сорока на хвосте носит. Слыханное ли дело, великий государь и встречная девка! И что же дальше-то было?

— Отколе мне знать? Сказывают, князь Иван Андреевич Хованский в дело вмешался. Тараруй, известно, всегда напролом хаживал. Вон и тут Лихачеву подмогнул кралю сыскать. Свойственницей, что ли, ему приходится.

— Расстарались холуи проклятые! В два счета к родителю красавицы дорожку проложили. Мы с тобой, Софьюшка, ни при чем и остались. Посоветоваться и то государь-братец не захотел.

— Посоветоваться! Да он, сказывают, так заспешил, духовнику сказать не успел, как дело-то сделалося. Вот тебе и тихоня наш, вот тебе и книгочей-смиренник!

— Что уж теперь локти-то кусать? Поздно.

— Ничего не поздно! Вспомни, как у батюшки из-под венца невесту увели — ахнуть не успел.

— Людей верных нет. На кого положиться-то? Да и государь-братец нраву нелегкого. На своем упрется, ничего ему не докажешь. Ты вспомни, Софьюшка, там Борис Иванович Морозов, самый что ни на есть близкий к государю человек, паутину сплел, а здесь? Самые близкие сватовство и устроили.

— Погоди, погоди, Марфа Алексеевна, руки-то опускать. Лучше про Грушецких вспомни, коли есть что вспоминать.

— Есть-то есть, да хвастаться нечем. Прадед их, никак, при Борисе Годунове из Польши в Москву выехал. Коронным хорунжим был. Сына его за московское осадное сидение землями пожаловали да воеводой на Белоозеро посадили. А уж внук, Семен Федорович, воеводою в Чернавске, кажись, по сей день сидит. Небось теперь-то в Москву со всяческим почетом переедет. Ты сказала Агафья Семеновна? Выходит, дочка его. Больше ничего и не вспомню.

— Нешто нужно больше, чтобы царицею московскою стать! Теперь эти Грушецкие хуже Нарышкиных ко двору полезут. Вот босота-то, вот босота! Может, и вовсе папежники. Святейший-то что говорит, не слыхала?

— Благословил, царевна-сестрица, на долгое счастье да верную любовь. Не знаю, верить ли, только все твердят, будто владыка и посоветовал государб-братцу законным браком сочетаться.

— Ему-то на что? Будто не ведает, слаб Федор здоровьем, куда как слаб. С молодой женой и вовсе последние силы потеряет.

— А может, и наберет.

— Оставь, Софья! Ни к чему разговоры эти. Как хочешь, только с государем-братцем потолковать надо. Объяснить.

— Что объяснить-то? Сердцу запретить, что ли? Так в нашем роду отказу не бывает. Сама, поди, знаешь…

— О чем это ты?

— Да так сказалося. Хочешь, иди. Не прогневать бы братца. Бог весть, как расправиться с сестрицами вздумает, чтоб под ногами не путалися. На мой разум, хитрость какую придумать. Хитростью беду отвести.

— А что об Агафье толкуют? Поди, разглядели всю, не иначе.

— Бойкая, бают, на ответы скорая. За словом в карман не полезет. Смешливая.

— Собой-то хороша ли?

— Ну, уж тут самим глядеть надо. Еще наглядимся, небось. Одно только — всему ляцкие обычаи предпочитает. Да и одета по ихней моде. Ходит — каблучками стучит. Да какой их достаток, чтобы как положено девку снарядить!

— Читать-писать умеет ли?

— Многого от меня захотела, Марфа Алексеевна! Будто сваха, вести собираешь. Поздно, матушка, на все поздно. Просватана уже молодая царица. Одна и радость — Наталье с ее охвостьем ждать больше нечего и надеяться не на что. Бог даст, пойдут у государя-братца детки, останется ей в Преображенском век вековать.

— Может, и так, а все нам не легче. Родов знатных государб-братцу не хватило!

— Однолюбы мы, Марфушка, в том-то и беда. Однолюбы!