Шрифт:
Помыкевич. Ч-черт возьми, говорите!
Дзуня. Контракт продажи Забийкевичем этого дома вам, господин меценат Помыкевич...
Помыкевич. Это очередное ваше жульничество.
Дзуня. Извините! А я думал, что именно ваше.
Помыкевич. И — и вы нашли его...
Дзуня. У вас же на глазах, среди других не менее любопытных бумаг. Хотя бы дело о драгоценностях...
Помыкевич. Вы хотите...
Дзуня. Спрятать по крайней мере контракт в надежное место и таким образом успокоить общественное мнение. Это будет поступок честного националиста. Не правда ли, господин меценат?
Помыкевич. Пане товарищ!
Дзуня. Слушаю.
Помыкевич. Дайте руку! Я считаю...
Дзуня. Что вы считаете?
Помыкевич. Ч-ч-что вы...
Дзуня. Что я...
Помыкевич. Очень, ну, ч-ч-честный человек и...
Дзуня. И...
Помыкевич. И я... я пришел к... к глубокому убеждению, что не должен разлучаться с таким... (пауза) с таким способным сотрудником.
Дзуня. Я давно пришел к такому убеждению.
Помыкевич. Знач-чит — мир между нами и дружба, а бумаги пусть лежат на своем прежнем месте?..
Дзуня. Да, можете быть спокойны. В моем кармане, господин меценат.
Помыкевич. Пане товарищ!..
Дзуня. Слушаю.
Помыкевич. Дайте руку! Вы очень, очень способный человек.
Дзуня. Ну, в этом вы уже убедились.
Помыкевич. Вы укра... То есть спрятали еще что-то?
Дзуня. Дорогой мой меценат! Сколько раз вы в приветственных речах говорили такие незабываемые слова: молодежь — надежда нации, ее цвет, ее будущее! Я слушал вас, и слезы невольно появлялись у меня на глазах. Я чувствовал тогда невыразимое счастье, счастье молодости, счастье той поры, когда весь мир словно бы твой и тогда ничто не устоит перед тобой...
Помыкевич (посматривает на кассу). Да,,. Да... Что верно, то верно...
Дзуня. Вы говорили еще о нашем бедном народе и кровью своего сердца призывали его к энергичной борьбе за счастье, деньги, богатство. Каким огнем тогда загорались ваши глаза!..
Помыкевич. Да, да, вспоминаю...
Дзуня. И я вспоминаю, вспоминаю слова, которые вы словно огнем выжгли в наших сердцах: «Для нации, для родины, для нее и отец не отец, для нее грех не грех!» Это были слова!..
Помыкевич. И несмотря на это депутатом мне не удалось стать...
Дзуня. Это были слова... Меценат, вы должны были стать депутатом.
Помыкевич. Я тоже так полагал. Отсутствие национальной солидарности...
Дзуня. Меценат! Вы станете депутатом!
Помыкевич. Когда? Через ч-ч-четыре года? К тому времени бог знает что будет с сеймом. И только подумать! Пока еще никто из Помыкевичей не был депутатом...
Дзуня. Первым станет меценат Помыкевич...
Помыкевич. Господин депутат доктор Помы... Шутите, пане товарищ! Позвольте, это же фатально: на девятнадцать избранных быть двадцатым в списке. Да — это фатально!
Дзуня. Ну, не совсем. Не забыли ли вы, кто девятнадцатый в списке?
Помыкевич. Да ведь он сам не дает о себе забыть, ч-ч-чертова уродина, того и гляди принесет его черт сегодня во Львов...
Дзуня. Пусть только принесет! Меценатик дорогой, мы его на этот раз живым — ам — и проглотим.
Помыкевич. А у меня желание выпроводить его за двери.
Дзуня. Еще наступит для этого время. А пока что...
Помыкевич. У вас есть какой-нибудь план?
Дзуня. Давно подготовленный. А пока что вы должны отречься от Леси.
Помыкевич. Ради кого же, позвольте узнать?
Дзуня. Ради отца Румеги, меценат, ради депутатского мандата...
Помыкевич. Может быть, вы... какой-нибудь менее гениальный план...
Дзуня. Меценат!
Дзуня. Я узнал от доктора Рудзинского, что здоровье отца Румеги совсем плохое. Еще два-три приступа и желчный камень разорвет печенку.
Помыкевич. А-а долго ли это еще может продолжаться?
Дзуня. Три-четыре года, хотя его депутатский мандат окажется куда раньше в ваших руках.
Помыкевич. Любопытно! Так ч-что же, вы его отравить задумали?
Дзуня. Нет, меценат. Вы только завещание ему напишите.
Помыкевич. Позвольте, как же я напишу его, ч-черт возьми. Он уже два месяца своими проектами мучает.
Дзуня. Отец Румега сможет оставить дом свой бездетной жене, а фольварк, лес и сорок гектаров с нефтяными вышками пусть запишет, словно добрая фея из сказки, маленькой сиротке Лесе...
Помыкевич. Это... это был бы прекрасный поступок. Об этом написали бы даже в газетах. У вас неплохое воображение, пане товарищ.