Андрей. Ну уж, скажу я вам, и музыкальный ящик у вас, фрау! Обрывает песню на полуслове.

Фрау Мильх. Он уж давно так. Еще в тот год, как началась война (вытирает платком глаза), что-то в нем оборва­лось, и с тех пор только изредка дотягивает песню до конца.

Андрей. А жаль! Хорошая песня. Мне еще ни разу не удалось дослушать ее до конца.

Белин. И вряд ли удастся...

Андрей подходит к стойке и становится между Белиным и Цуповичем в такой же самой позе, как и они. Пауза.

Андрей. Как это надо понимать?

Цупович. Не дву-смыс-лен-но, насколько я знаю своего друга.

Пауза. Андрей медленно достает из кармана куртки кастильский кинжал и пробует его острие.

Андрей(показывая кинжал Белину). Неплохая сталь.

Белин(берет кинжал). Двести марок оккупационных!(Протягивает кинжал Цупович у, который рассматривает его и рассекает им несколько раз воздух.)

Цупович. Вы недооцениваете этой штучки, господин Белин, ею можно заработать значительно больше. (Колет воображаемого человека и распарывает его сверху вниз.)

Фрау Мильх (со страхом). Господин! Перестаньте размахивать ножом в моем заведении! Я и без того боюсь!

Цупович. Ха-ха!(Перебрасывает кинжал, Андрей ловит его на лету и прячет в карман.) А вы? Не боитесь?

Андрей(почесав подбородок). Мы — нет!(Повернулся грудью к стойке.)

Белин (нахмурив брови). Вы, кажется, изволили ска­зать «мы».

Цупович (скандируя). Не «кажется», а так и сказал.

Белин(откусил и выплюнул кончик сигары: пытается казаться спокойным). А много вас?

Цупович(достает из кармана золотую зажигалку и зажигает сигару Белина). В худшем случае двое.(Играет зажигалкой.)

Андрей (через плечо смотрит на руку Цуповича). Хо­рошенькая штучка и почти новая. Видно, недолго ею пользо­вался покойник.

Цупович. Покойник?

Андрей. Ну, один из многих, отправленных вами и гестапо в лоно Авраама.

Цупович (скрестив руки на груди). Вы очень наблюда­тельны, молодой человек. Если желаете, то можете поделиться вашей наблюдательностью даже с майором Петерсоном. Только предупреждаю вас: на него это не произведет ни малейшего впечатления. Война, видите ли, давно кончилась.

Белин (жует сигару). А лоно Авраама достаточно об­ширно, чтоб в нем нашлось место еще кое-кому...

Цупович. ...как в этом убедились уже некоторые (зажи­гает сигару)... горячие головы. (Пускает вверх кольца дыма, говорит спокойно, размеренно.) Им захотелось вдруг родины, не считаясь с тем, что интересы этой родины, да и не только ее одной, требовали их пребывания на Западе впредь до новой войны. Если бы это касалось только их лично,— черт с ними! Но всем известно, что ностальгия — это заразная болезнь тоски по родине, а они стали распространителями этой болез­ни. Один из них отважился даже составить список желающих вернуться домой. Как-то утречком он выехал на велосипеде в Мюнхен, чтоб передать список большевистской репатриационной комиссии. Через два часа на автостраде были найдены бренные останки неосторожного велосипедиста и раздавлен­ный колесами неизвестного «студебеккера» велосипед марки «Штаер».

Белин (смотрит в пространство). Можно и без «студе­беккера».

Цупович. Есть еще один выход. (Разглядывает кольцо на своей руке.) Опомниться и, пока не поздно, откровенно по­говорить с заместителем председателя «Комитета Националь­ного действия» и заместителем коменданта лагеря (положив руку на грудь) — в лице сотника Цуповича. Тогда и волк будет сыт и овца неголодна.

Андрей быстро поворачивается лицом к Цуповичу, потом смотрит на часы, поднимает воротник куртки и не спеша выходит на улицу.

Цупович. Рас-пе-ту-шил-ся...

Белин. Он ночует в лагере?

Цупович. Иногда да, иногда нет. (Смеется беззвучным смешком, не спуская глаз с Белина.) Вы и сами могли бы убедиться в этом, если бы чаще приходили в лагерь и больше интересовались комитетскими делами. В свое время, работая бургомистром в Белоруссии, вы были более дисциплини­рованным.

Белин (не слушая). Говорите, иногда да...

Цупович. А иногда нет.

В дверях в глубине сцены появляется Анна. На ней белый на­крахмаленный фартучек. Заметив Белина и Цуповича,— она останав­ливается.

Белин. Вы думаете, что он...

Цупович. Я не только думаю,— я уверен в этом.

Белин. Смотрите, если, паче чаяния, это будет ложью, то (смотрит в пространство) ... я вас также убью. (Крестится.) Бог мне свидетель.

Цупович (боязливо отступив). С ума сошел! Совсем с ума сошел!.. Отелло!

Белин. Что надо делать?

Цупович. До вечера — ничего. Список, кажется, у Ма­карова. Думаю, что ни на первый, ни на второй день рождества его никто не повезет в Мюнхен. Надо мобилизовать наших молодчиков, и вы своих подтяните. А не то может произойти грандиозный дипломатический скандал. А между нами гово­ря, наши всесильные янки (на ухо Белину) полны ми-сти-ческого страха перед Москвой. И в таких случаях предпочи­тают действовать «шито-крыто». Поэтому без глупостей! Я сегодня же буду у Петерсона. У него есть своя агентура и свои капризы. (Заметив Анну.) Тише! Ну, я иду. (Подходит к ве­шалке, надевает старомодное пальто, шею закутывает шар­фом.) А вы?