Шрифт:
Диалог:
– Ясно!
– Ясно, как шоколад!
Поучение:
– Сам, сам! У нас мальчиков нет!
Диалог:
– Нет!
– Ни гнед, а карий!
Поучение:
– Поищи, как хлеб ищут!
Диалог:
– Ну?
– Баранки гну!
Поучение:
– Дворником будешь!
Диалог:
– Ах, как сладки гусиные лапки!
– А ты их едал?
– Я не едал, да видал, как мой дядя едал!
Поучение:
– Отдам в ремесленное!
Диалог:
– Купи игрушечную железную дорогу!
Варианты ответа:
1. – Сейчас, только калошки надену!
2. – А рожна на лопате не хочешь?
Поучение:
– Пойдешь собак гонять!
Диалог:
– Видал?!
– Видал-миндал!
Диалог:
– Я заболел!
– Носик холодный – песик здоров!
Поучение:
– Я из тебя мартышку сделаю и скажу, что так было!
Приглашение:
– Пожалуйте бриться!
Назидание:
– Зазнавшийся сноб!
Апелляция
Оранжевый абажур мягко освещает стол на середине комнаты. Сидя в углу, дожидаюсь хозяина дома.
Его старенькая мать медленно, мелкими шажками ходит вокруг стола. Совершив несколько кругов, она останавливается с противоположной от меня стороны и после очень глубокого и тяжкого вздоха, на выдохе, произносит:
– О-о-й!..
Несколько мгновений она медлит, затем возобновляет хождение и, завершив круг, вновь произносит:
– О-о-й!..
Это повторяется еще и еще раз.
Наконец она, вновь остановившись, поднимает голову и, не отрывая взгляда от потолка, с упреком, говорит:
– Такая хорошая!.. И такая больная…
Они уже в Царствии небесном
Являются строители.
– Слышь, хозяин! Мы тебе люк для выгреба привезли!
– Спасибо! Сколько я за него должен?
– Рублей пятнадцать аккурат будет.
– А где вы его взяли?..
– Понимаешь, мы идем, а он лежит…
– Где лежит?
– На дороге лежит. Ну, мы и…
– Так вы его украли, что ли?
– Обижаешь! Зачем украли? Мы его взяли.
– Но ведь просто так он лежать не мог! Там, рядом, ямы-то были выкопаны?
– А как же! Он на краю ямы и лежал.
– Значит, его установить хотели.
– Может, хотели… а может, и нет…
– Значит, он все же кому-то принадлежал!
– Может, принадлежал…
– Получается, что вы его украли.
– Да что ты, хозяин! Зачем украли! Мы его взяли! Мы, понимаешь, едем, а он лежит!..
Еще раз о национальных достоинствах великороссов
Русские – самый добрый народ в мире! – сказал глава политической редакции Мюнхенского радио, с которым меня неожиданно свела судьба в 68-м году. Он выучил наш язык в сибирском плену.
– Я говорю о русском народе, а не о тех, кто обозначал хоть какую-то, даже самую минимальную власть. Расскажу, почему в этом уверен. В сорок третьем году я был девятнадцатилетним рядовым солдатом и после некоторого пребывания на фронте попал в кровавую кашу на Курской дуге. Удар с вашей стороны был ужасным. Ваши танки ушли далеко на запад, и образовалось пространство, на котором не было никакой власти. Меня сильно ранило в ногу. Я как смог перевязал себя, срезал небольшую осину, сделал из нее костыль, бросил автомат и пошел на запад. Надо сказать, что мы, фронтовые солдаты, знали о том, что творили немецкие тыловые части и «особые команды» на вашей территории. Так вот, пока встретился со своими, я прошел километров двести. Шел открыто, от деревни к деревне, и меня не только не выдали, но за весь этот долгий и тяжкий путь не было случая, чтобы меня не накормили, не напоили, не перевязали бы рану и не дали бы возможности поспать, да еще и объясняли, как мне идти дальше. А в плен я попал уже после госпиталя…
И теперь, когда слышу слово «русские», мне хочется плакать.
Талисман
Настало тревожное время.
Мы жили на первом этаже, и когда Саша Галич приезжал к нам, одновременно с его появлением к оконному стеклу, не скрываясь, прижималось волосатое ухо. Оно исчезало, когда Саша уходил.
Раз в неделю к нему домой являлся милиционер и задавал один и тот же вопрос: «На какие средства вы живете, гражданин Галич?» Однажды я столкнулся с этим милиционером – он был почему-то в плащ-палатке.
После того как страшно избили нескольких диссидентов, я начал на своей машине возить Сашу по различным московским домам, где он давал концерты. Казалось, что если буду рядом, мое присутствие как-то оградит его от возможных несчастий.
Чувство опасности было постоянным.
Только тогда, когда в доме Галича появлялся Андрей Дмитриевич Сахаров, всегда неизменно спокойный, собранный, внимательный к каждому человеку, вступавшему с ним в общение, с идеальной русской речью – такую речь можно было услышать в очень немногих семьях, с удивительными огромными голубыми глазами, которые были сравнимы с глазами одного-единственного человека – Бориса Леонидовича Пастернака, только тогда приходило спокойствие: пока этот человек здесь, среди нас, ни с кем ничего дурного случиться не может…