Любитель красочных, ярких зрелищ, режиссер Коба не постарел с годами. Балахоны – это из тайников памяти. В балахонах вешали революционеров русские цари, чьим преемником справедливо считал себя мой друг Коба.

О «Финале Наследников» мне рассказал тот же полковник К-й.

В пустом зале председатель Военной коллегии Верховного суда объявил смертный приговор шестерым вчерашним руководителям – Вознесенскому, Кузнецову, Родионову и трем ленинградским партийным вождям.

Все они стояли при чтении приговора, только несчастный Кузнецов сидел.

После чего офицеры госбезопасности торжественно набросили на них белые саваны, взвалили смертников на плечи и понесли барахтающуюся, беспомощную плоть к выходу через весь зал. Той же ночью всех расстреляли. Кузнецова пришлось расстреливать сидящим на стуле.

Я видел Кобу в эти дни. Помню, он сказал мне:

– Человек, старея, все дальше отодвигает возраст старости. Вот раньше мы называли стариками пятидесятилетних. В пятьдесят – шестидесятилетних. Сейчас я называю стариками восьмидесятилетних… – Помолчал, прибавил: – А ведь эти молодые мерзавцы между собой иначе как «стариком» товарища Сталина не звали: «Это нашему старику говорить не нужно», «Этого наш старик не поймет»… Ничего, «наш старик» все понял!

Это случилось, кажется, сразу после ленинградского расстрела в конце октября 1950 года.

Я был на Ближней, когда Берия принес итоги работы ГУЛАГа за прошлый год. Помню, доложил численность лагерей – два с половиной миллиона. Дальше начал перечислять, на каких объектах заключенные трудятся.

Коба внимательно слушал. В конце доклада Берия сказал:

– Три лагеря ударно работают на строительстве сверхсекретных объектов. Два из них – на строительстве завода по производству ядерного оружия. И один, – тут он как-то интимно улыбнулся, – на возведении памятника Великому Вождю. – Предложил: – Иосиф Виссарионович, не хотите ли съездить посмотреть? Это недалеко, в Химках…

– Ну что ж, давай. И Фудзи с собой возьмем. Он ведь в лагерях у нас был, может, товарищей встретит. А может, попросту его там и оставим, – усмехнулся Коба. Он явно был в хорошем настроении, что означало – хорошо себя чувствовал.

И, как всегда, по улицам, вмиг опустевшим, мимо патрульных автомобилей понеслись наши черные машины. Я с Берией и Кобой ехал в одной, за нами – две машины охраны.

– Ну, рассказывай, Лаврентий.

– Как вы указали, Иосиф Виссарионович, – он перешел на грузинский. – Это будет самый большой памятник в мире.

– Слышишь, Фудзи, в мире, – насмешливо заметил Коба. – Ну, продолжай хвастать, Лаврентий.

– Памятник так велик – даже сигнальные огни установить придется, чтобы самолеты, идущие на посадку, с ним не столкнулись, ведь голова товарища Сталина будет соперничать с облаками.

– Ай-ай, какой большой человек этот товарищ Сталин.

Он предпочитал быть насмешливым, чтобы не стать смешным. Но мы с Берией знали Кобу – он доволен.

Приехали. Это была территория рядом с Речным вокзалом, обнесенная колючей проволокой. На вышке стоял охранник. В памяти моей сразу – волна «приятных» воспоминаний!

Прошли на территорию. Впереди Коба и Лаврентий, окруженные охраной, за ними – я.

Около огромной медной пуговицы стоял автор памятника скульптор Вучетич. Он задорно материл какого-то юнца, вероятно, помощника. При этом время от времени сгибал ногу и удало бил себя пяткой по заднице, будто собираясь пуститься в пляс.

При виде Кобы и Берии он потерял дар речи. Я с изумлением понял: Берия о визите не предупредил.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – наконец произнес ошалевший скульптор.

– Ну, показывай, – сказал Коба.

Мы подошли к стоявшей на низкой платформе гигантской голове, очень похожей сейчас на голову Черномора из пушкинской сказки.

С отверстия в затылке можно было войти внутрь. Лесенка в две ступеньки вела на платформу к этому отверстию, занавешенному ситцевой занавеской.

За занавеской звучали голоса.

Коба молча начал подниматься по ступенькам. Вучетич побледнел.

Коба приподнял занавеску и заглянул в свою голову. Я стоял за ним и из-за его спины увидел… В голове величайшего Вождя всех времен и народов разместили ящик, служивший столиком. В углублении носа Кобы расставили стаканы. Какой-то юнец, уютно усевшись в подбородке великого Вождя, разливал водку. Пара молодых людей, расположившись вокруг ящика, весело резались в картишки!..

Коба задернул занавеску.

– Я их уберу! Блядская молодежь, помощнички хуевы! Уберу! Сейчас же! Иосиф Виссарионович, сгною негодяев! – в отчаянии кричал скульптор, продолжая страстно лупить себя ногой по заднице.

Коба ничего не ответил. Он повернулся, и мы пошли к выходу. Но спокойно уйти нам не удалось. Недалеко от выхода стояла огромная нога Кобы. Рядом суетился охранник с винтовкой.

– Выходи! – кричал он ноге. – Стрелять буду! Минута на размышление! – Увидев нас, тоже потерял дар речи, забормотал испуганно: – Иосиф Виссарионович! Здравствуйте!