Шрифт:
Слово «легенда» пробудило в Кате тревожные воспоминания.
– Зеркало! В пруду было зеркало!
– Пространственно-временной разлом, – печально подтвердила русалка. – Нарушение континуума. Вот нас с тобой и забросило сюда.
– Куда? – Катя огляделась. С виду ни пруд, ни кусты, ни вся окружающая обстановка не изменились. Разве что в метре от неё на траве лежал высокий юноша… или девушка в узких серых брюках с малиновыми лампасами. Прилипшая к груди мокрая рубашка однозначно подтверждала вторую версию.
– Для тебя – не куда, а когда. Тебя как зовут?
– Катя.
– Меня Марой. Поздравляю, Катя: ты – в прошлом.
– Давнем? – бестолково спросила девушка.
– Кому как. 1812 год – это давнее или нет?
– Ну да, – у Кати голова шла кругом. Она ничего не понимала. – Зашибись, а как я домой попаду?
– Домой – когда опять откроется разлом. Обычно это бывает ровно через сутки.
– Ну, сутки ещё можно потерпеть. Мара, а вон ещё – тоже из будущего?
– Нет, это здешний, – русалка оценивающе прищурила один изумрудный глаз. – Просто оглушен. Или это она?
– Походу, она, – Катя неловко подползла к дылде, пощупала пульс на запястье. – Жива… Слушай, плесни ей воды на лицо, а?
Русалка повиновалась. Девушка застонала и пошевелилась.
– Ого, что у неё с ногой, – зашептала Катя. – Мара, а мы в Бородине?
– Ну да.
– А когда здесь должна быть война? Ну, это, Бородинское сражение?
Русалка молча уставилась на Катю, оценивая её сразу двумя глазами.
– Так сейчас, – наконец ответила она.
(Не все приведенные фрагменты вошли в опубликованный текст «Записок». Кое-что было убрано по совету редактора, другое Надежда Андреевна вычеркнула сама, дабы не смущать попусту умы читателей. Оригинал до 1975 года хранился в Музее-усадьбе Н. А. Дуровой в Елабуге, но впоследствии был уничтожен в результате стихийного бедствия – прорыва водопроводного крана, приведшего к частичному затоплению музея.)
«25-го августа. Насколько вчера было сыро и промозгло, настолько сегодня стоит летняя жара. Наш полк, по обыкновению, занимает передовую линию. Кутузов, наш новый главнокомандующий, приехал!.. Солдаты, офицеры, генералы – все в восхищении; спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством!.. Готовимся к бою. Французы идут к нам густыми колоннами. Всё поле почернело, закрывшись несметным их множеством.
Вспомнив о моей славе исправного ординарца, Коновницын опять привлек меня к разъездам с поручениями; пока товарищи мои отдыхали, наслаждаясь солнечным днем и готовясь к битве, я носилась по полям от одного полка к другому, измучилась, устала, смертельно проголодалась. Бедный Зелант сделался похож на борзую собаку. Проезжая усадьбу Давыдова, я наткнулась на тихий заброшенный пруд. Искушение было слишком велико; зайдя в кусты, я хотела было искупаться, да вдруг сомлела от жары и усталости. Пришла в себя оттого, что надо мной хлопотала неизвестная девица: её одежда была иностранной и скорее мужской, но говорила она по-русски и представилась Екатериной Ермоловой. На мой вопрос, не родственница ли она генералу Алексею Петровичу, смутилась и отвечать не захотела. Я сразу же почувствовала к ней расположение: возможно, как и я, она таилась от многих, имея необычную для женщины цель. При этом перепутать её с мужчиной было невозможно, настолько она была миловидна; ни коротко обрезанные волосы, ни одежда в этом не помогли бы. Не имея мужества бросить её без покровительства, я решилась взять её на вечно пустовавшее место денщика.
Случилась со мной и ещё одна странность: от жары и недосыпа в голове помутилось, то и дело мне мерещилось, будто с нами была ещё одна девица, похожая на крестьянку в обносках, но с зелеными волосами. Вот что делает с человеком усталость!»
– Горячая… Держи, но осторожно, не обожгись, – Катя перебросила Надежде черную, дымящуюся картофелину.
– Ух, первый раз за день поем нормально! А где ты картошкой разжилась?
– Так Мара накопала, – девушка показала на русалку, усевшуюся в стороне, подальше от костра. – На поле где-то…
– А ты… – Надежда замолчала, потом спросила, словно стесняясь: – Ты видишь её?
– Конечно! А ты разве нет? – удивилась Катя.
– Я… Думала, мерещится. Набегалась за день, вот и туман в глазах. А это помощница твоя?
– Нет, – Катя засмеялась. – Это русалка. Смешная ты, Шура!
– Русалка, – задумчиво повторила Надежда. – Почему ты назвала меня Шурой?
– Так ты – Александра Азарова, правда же? Я видела про тебя фильм.
– Фильм? Надобно мне ложиться, думать уже сил нет. Только на случай запомни, что я – Александр Александров, а не Шура Азарова. И не припомню, чтобы встречала кого-то из этой фамилии.
– Ну да, ты же выдаешь себя за мужчину.
– А ты? На тебе мужская одежда.
– Как тебе объяснить? Просто я живу не здесь. В моем мире такая одежда – совершенно нормальная для девушки.
– И срезанные волосы? – не поверила Надежда.
– И волосы. Я, – Катя решилась, – живу в будущем. И знаю всё, что будет дальше!
– Хорошее это у тебя умение, – одобрила Надежда.
– И что, ты у неё ничего не спросишь? – раздался голос Мары. Оказывается, она незаметно подошла поближе и слышала весь разговор. – Например, кто завтра победит?
– Зачем? – Девушка-улан поворошила палкой золу, выкатила ещё одну картошку. – И так знаю. Мы победим, будет на то Божья воля.
– А если не вы?
– Тогда потом победим. Но я не откажусь послушать на сон грядущий сказку про будущее, – она завернулась в шинель и легла. – Что там будет? Наверное, всё переменится?
– Многое, – кивнула Катя. – Города станут большими, дома высокими, во много этажей. Не в три, а в сто тридцать три. Не из дерева и кирпича, а из стекла, металла и бетона. На лошадях ездить не будут – на автомобилях. И ещё будут летать на самолетах, за несколько часов – сразу в другую страну. Например, из Москвы в Париж…
– Она уже спит… – тихо прервала её Мара.
– Намаялась, бедная.
Несколько минут прошло в полной тишине, потом Мара шепотом спросила:
– А что ещё ты хотела ей рассказать?
– Не знаю. Может, про синематограф?
– Это всё культурная программа. А по существу? Про декабристов, революцию, мировые войны?
– Ой, надо ли это? – усомнилась Катя. – Она только расстроится, а изменить всё равно ничего не сможет.
– Наверное, – русалка тоже легла прямо на землю, на щетину сухой травы. – Наверное, не сможет. А говорят, что главное – захотеть. Давай спать?