Я встретил майора Чадвика в тот день, когда он впервые приехал в Шри Раманашрамам. Собственно говоря, я был первым ашрамитом, повстречавшимся ему, когда он вошел в ворота в 1935 году. Я стоял под большим деревом илуппай, которое до сих пор стоит рядом с главным входом. Чадвик подошел ко мне, решив, что, должно быть, я и есть Рамана Махарши, и простерся у моих ног.

Я попытался сказать ему: «Я не Рамана Махарши. Рамана Махарши внутри. Если вы хотите получить его даршан, я покажу вам, где он». Все это было выражено с помощью жестов и слов, поскольку ни я, ни он не понимали языка друг друга. Чтобы прояснить ситуацию, я отвел его в холл, чтобы показать, кто истинный Бхагаван. Когда знакомство состоялось, Чадвик и Бхагаван проговорили несколько часов по-английски. Это было весьма необычно. Бхагаван редко говорил на английском подолгу, хоть и владел им достаточно бегло.

Вскоре стало ясно, что Чадвик планирует длительное пребывание в ашраме. Это повлекло за собой небольшую проблему, поскольку мы не располагали подходящим для него жильем. Потому как я занимал одну из самых больших хижин в ашраме, Чиннасвами в конце концов решил, что мне следует уступить ее Чадвику. Для меня это не было проблемой, посколькуя запросто мог перебраться в одну из ашрамных хижин из листьев кокосовой пальмы. Чадвику подобную хижину не предложили, поскольку все мы решили, что она слишком примитивна для того, чтобы в ней жил иностранец. Когда Чадвика привели в мою хижину, я все еще паковал свои вещи. Когда он узнал, что меня выселяют для того, чтобы предоставить ему жилье, он отказался от хижины.

«Мне очень нравится этот человек, – сказал он. – Не надо выселять его из-за меня. Если вы вынудите его уйти, я тоже уйду и поищу другое жилье. Это большая хижина. Мы можем жить в ней вместе».

Все мы были несколько удивлены тому, что этот изысканный иностранец пожелал делить хижину с совершенно незнакомым человеком, особенно зная, что при желании может жить в ней один. Тем не менее, поскольку возражений его предложение не вызвало, Чадвик поселился в моей хижине и прожил в ней около полутора лет.

Хотя поначалу мы мало что могли сказать друг другу– позднее я выучил несколько английских слов, а Чадвик – немного тамильских, – вскоре мы стали близкими друзьями. Мы часто прогуливались вместе вокруг холма, как правило, предпочитая лесную тропу внешней дороге. Пока мы шагали, я потчевал его историями из «Йога Васиштхи» и «Кайвалья Наванитам».

Конечно, я мог выразить не более самых размытых очертаний, поскольку знал лишь около пятидесяти английских слов. Чадвик был не против слушать все эти причудливые повествования на косолапом английском, поскольку они давали ему возможность позднее беседовать с Бхагаваном.

Каждый раз, когда мы возвращались с прогулки, он говорил Бхагавану: «Аннамалай Свами пытался рассказать мне историю из „Йога Васиштхи", но мне удалось понять лишь немногое». Бхагаван тогда спрашивал меня, какой эпизод я рассказывал. Я сообщал Бхагавану название истории, и он полностью излагал ее Чадвику по-английски.

Как-то во время очередной нашей прадакшины ремешок на одной из сандалий Чадвика порвался. Для него это было полной катастрофой, так как он был не способен идти по лесной тропе без обуви. Он сел и принялся громко восклицать: «Аруначала! Аруначала!» Через несколько секунд мы услышали ответный возглас: «Ом Аруначала!» Воскликнувший – местный пастух – появился из-за скалы и поинтересовался, почему мы кричали. Я объяснил, что у Чадвика только что порвались сандалии, и показал ему порванный ремешок. Пастух пришел нам на помощь, починив его с помощью двух скрепок, которые вытащил из собственных сандалий. Через несколько минут он покинул нас, сказав, что ему нужно присматривать за козами. Когда мы вернулись в ашрам, Чадвик рассказал об этом происшествии Бхагавану, закончив словами: «Я воззвал к Аруначале, и Аруначала пришел мне на помощь». Бхагаван согласился с ним: «Да, Сам Аруначала пришел тебе на помощь».

Все то время, пока мы жили вместе, Чадвик упорно выказывал мне смущающее почтение. Как-то раз он даже простерся передо мной ниц и велел своему слуге сфотографировать эту сцену. Он также сделал множество фотографий со мной, ведущим строительные работы. Не знаю, что в конце концов стало с этими фотографиями, потому что Чиннасвами вынудил Чадвика отдать их все ему.

Через полтора года Чадвик решил, что хочет жить в отдельной хижине. Чиннасвами дал ему разрешение на строительство в пределах ашрама – редкая привилегия в те дни. Было очевидно, что Бхагаван одобрил эту идею, поскольку помогал мне вести строительство новой хижины. Кроме того, он присутствовал на грихаправесаме (церемонии открытия), руководя ею с большого деревянного стула, который Чадвик предусмотрительно для него поставил.

Вскоре после того как хижина была закончена, Чадвик решил отправиться на месяц в Японию. По-видимому, ему хотелось уехать туда на долгие годы. Пока его не было, Бхагаван попросил меня построить водосточный желоб вокруг крыши дома Чадвика, потому что заметил, что дождевая вода стекает между стеной фасада и тростниковой крышей веранды. Он объяснил мне, как выполнить работу, и позднее пришел проинспектировать ее, чтобы убедиться, что она сделана, как надо. Малайскому слуге Чадвика было дано разрешение вернуться в Кералу на тот месяц, пока Чадвик в Японии. Когда Чадвик написал нам, известив о дне своего возвращения, Бхагаван распорядился, чтобы офис сообщил об этом слуге, дабы тот принял необходимые меры для того, чтобы вернуться к сроку. Я упоминаю об этих мелких, незначительных эпизодах только потому, что они иллюстрируют заботу и внимание Бхагавана, которые он всегда проявлял в отношении своих истинных преданных.