— А-а, спасибо за заботу, — протянул я и, кивнув на петлю, присовокупил: — Там меня и впрямь никто бы не побеспокоил. Жаль, сэр Бенджамин Томпсон помешал.

Я оглянулся на англичанина. Тот беседовал с лейтенантом Лейменом, явно недовольным нашим появлением.

— Сударь, я хотел-с выручить вас-с. Вы такую потасовку-с затеяли-с, — повторил Жан.

— Эти наглецы обозвали меня медком и простофилей! — прорычал я.

— И вы из-за такой глупости-с мордобитие-с учинили-с! — воскликнул Жан.

— Нельзя спускать с рук такого рода оскорбления, — сказал я.

Жан Каню только передернул плечами, выражая этим жестом скепсис к моим словам.

— Я прекрасно слышал, — продолжал я. — Один сказал «honey», а другой — «dottrel»!

— Сударь, вам показалось. Он сказал-с не «dottrel», а «dottle»! — промолвил мосье тоном примерного гувернера.

— Ну, спасибо, Жан! Только «окурок» ничуть не лучше «простофили»!

— Они совсем не имели в виду ни мед, ни окурок, ни тем более простофилю! — вмешался в разговор сэр Бенджамин Томпсон, он заговорил по-французски, как и мы. — Это кокни, господа.

— Кокни? — переспросил я.

— Скорее всего, — кивнул сэр Бенджамин Томпсон. — Они заметили, что вы что-то прячете, и спорили по этому поводу. Один утверждал, что вы прячете деньги — «money», а другой угадал, что у вас бутылка — «bottle».

— Нет-нет-нет, — покачал я головой. — Я прекрасно слышал. Один сказал «honey». Другой — «dottrel» или «dottle». «Окурок» или «простофиля» — значения не имеет, в любом случае это оскорбительно.

— Он сказал «honey», а имел в виду «money», и «dottle» вместо «bottle», — настаивал сэр Бенджамин Томпсон. — Замена начальной буквы — обычный прием в кокни.

— Черт, я и нормальным-то английским владею не так уж и хорошо. А тут еще кокни, — проворчал я.

— Вы прекрасно говорите по-английски, — сделал комплимент сэр Бенджамин Томпсон.

— Ладно, — махнул я рукой. — В любом случае в трюм я не вернусь!

— Означают ли эти слова, что вы примете предложение его светлости? — поинтересовался лейтенант Леймен, узнавший о предложении вице-адмирала от сэра Бенджамина.

— Какое? — спросил я. — В петле болтаться?

— Простите, сударь, — подал голос Жан. — Но и мне тоже интересно, что теперь вы будете-с делать-с?

— Что же вы все такие нетерпеливые? — вздохнул я. — Ну, скажу я вам, и что? Получите минутное удовольствие от удовлетворенного любопытства и вновь будете до вечера от скуки маяться!

— Дело ваше, — ответил лейтенант Леймен с издевательской улыбочкой. — У меня приказ держать петлю наготове.

И он отправился прочь, на ходу раздавая указания матросам. Сэр Бенджамин Томпсон засеменил следом за лейтенантом, к моему удовольствию оставив нас с французишкой наедине.

— Ну, каналья, — прорычал я, и мосье Каню втянул голову в плечи. — Что скажешь?

— Барин, сударь! Я так рад-с, что вы живы-с…

— Не юли, скотина! — оборвал я его. — Или теперь считается в порядке вещей, что я донашиваю твое платье?! Как ты посмел обокрасть меня?!

— Что вы?! Что вы?! Сударь! — замахал руками Жан. — Девой Марией клянусь, и в мыслях не было-с! Это все мадемуазель де Понсе…

— Ну конечно! — воскликнул я. — Элен оставила вещи на мое имя в банке, чтобы выкрасть их, переодевшись в мой мундир и приклеив твои усы!

— Ах, вы об этом-с!

Французишка взмахнул рукой, словно речь шла о пустяке, но его глаза бегали как тараканы в банке.

— Да, я об этом, — подтвердил я.

Я не спускал глаз с канальи, размышляя, дать ли ему сразу в морду или полюбопытствовать, какое абсурдное объяснение он измыслит.

— Тут, сударь, каюсь, и впрямь обворовал я вас, — промямлил французишка и уставился на меня обреченными глазами.

— Как это — «обворовал»?! — воскликнул я, не ожидавшей такой прямоты.

— Вышло как, сударь, — развел руками Жан. — Когда я понял-с, что виконтесса де Понсе нас-с обманула, то решил, что делать нам в Ярмуте-с нечего-с, а нужно как можно быстрее убираться оттуда…

— И что? — повысил я голос.

— Я решил-с, что будет хорошо-с, если я поскорее заберу из банка вещи, чтобы уже без промедления-с, как только вам станет-с лучше и вы сможете-с, покинуть Ярмут-с…

— Ну, конечно, — с издевкой поддел я французишку, — а потом как-то так вышло, что Ярмут покинул ты — без промедления, пока мне не стало лучше!

— Сударь…

— Хватит! — рыкнул я. — Что было в банке и где эти вещи?!

— В том-то и дело-с, что ничего, — всхлипнул французишка.