Шрифт:
— Представляешь, что придумали?! — сказал он. — Это тебе не левое производство трикотажа. Это, я тебе доложу, высшее искусство делать деньги. Из воздуха делают деньги. Какие! Умные у нас все-таки люди. Только их ум не туда направлен.
Вряд ли он был обеспокоен тем, куда направлен ум дельцов, но я изо всех сел старался не перечить ему.
— В отсутствии ума их, конечно, не упрекнешь. Тот, кто придумал это, хорошо изучил все операции, связанные с движением фондовых тканей.
— Сегодня без знаний нельзя заработать и копейки.
— Я хочу сказать, что этот человек должен быть близок к торгово-закупочной базе, работает там или работал.
— На меня намекаешь? Я в этом деле не участвую.
— Откуда же ты все знаешь?
— Не задавай глупых вопросов. Я уже говорил, что много знаю вообще.
— Хорошо. Скажи, какой смысл швейной фабрике отказываться от фондов?
— Смысл в деньгах. Все получают деньги на каждом этапе движения товара — фабрика, база, магазины. Большие деньги, Серго. Можешь представить., если за каждый метр фондовой ткани одни жулики платят другим жуликам пятьдесят копеек, а метраж перераспределяемых тканей превышает в год пять миллионов.
— Но если фабрика отказывается от дефицитной ткани, дураку ясно, что в корыстных целях.
— Нет. Твой Вашакидзе, например, модернизировал цех раскроя, нормы же расходования сырья сохранил старые, во всяком случае, до тех пор, пока не построит новый цех раскроя. А цех строиться будет еще пять лет. Представляешь, какая у него экономия?! Другого якобы не устраивает ткань «Ариадна», потому что у него старые машины, которые тянут шелк. Была бы материальная заинтересованность, предлог найдется.
— В любой, даже в такой хорошо продуманной операции есть слабое звено. Неужели ревизоры до сих пор ничего не обнаружили?
— Фонды передаются по письмам. Письма оформляются правильно. Только они не имеют юридической силы без визы Госплана. Такой визы на письмах нет и быть не может. Ревизоры смотрят на ее отсутствие сквозь пальцы.
— Если они не боятся ревизоров, почему испугаются меня?
— Глуп ты все-таки. Битый час объясняю… Фабрика может изменить утвержденный государственный план самостоятельно? Нет! А план, между прочим, выполняется благодаря фондовым тканям. Ладно. Подойди к этому вопросу с другой стороны.
— Какая еще сторона может быть у этого вопроса?
— Политическая! Искусственно создают дефицит. Например, Кутаисский шелковый комбинат начал выпускать замечательную ткань «Ариадна». Дельцы сразу наложили на нее лапу. В итоге не государство, а они регулируют, где, когда, в каком объеме и по какой цене «Ариадна» поступит в продажу.
Я не сомневался, что Ило открыл часть карт. Такие люди всего не говорят. Но теперь, когда удалось получить от него важные сведения и мы стали как бы партнерами, я уже мог не делать тайны из того, что ничего не знаю о Шота Меладзе.
— Что ты хочешь знать о нем? — сказал Ило. — Рабочий на базе Грузтрансурса.
— Какой рабочий?! Одет, как арабский шейх, разъезжает на собственной «Волге»!
— Рабочие в нашей стране, между прочим, хорошо живут.
— Рабочие — да. Выкладывай, кто он.
— Для вида оформлен рабочим. Коммивояжер, посредник между базами и фабриками. Даже средней школы не закончил. Но к людям подход имеет. Может с любым договориться. Тебя я, конечно, не имею в виду. Ты у нас особенный фрукт.
— Сразу предлагает крупную сумму ни за что?!
— Ни за что денег не платят. Может, вначале вроде ни за что, а потом все до копейки отрабатывают. Словом, посредник он. Делает большие деньги. Неделю в Тбилиси не сидит. Сегодня здесь, завтра в Москве, послезавтра в Вильнюсе, Риге, Киеве. По географии СССР этот неуч теперь мог бы иметь «отлично».
— СССР?! Значит, масштаб всесоюзный?
— Глупый ты человек! По-твоему, деньги только у нас любят? Люди везде люди.
— Послушай, Ило, в этой географии Иваново тоже есть?
Ило задумался, потом неожиданно рассмеялся и сказал:
— Нет, ты не так уж глуп. В Иванове ведь Карло Торадзе работал. В этой географии Иванова нет.
Напрасно я обольщался. Ило так и не назвал ни одного имени, а когда я стал настаивать, разозлился.
— Я тебе достаточно сказал. Твоя очередь внести долю в наше общее дело.
Итак, до остального я должен был докапываться сам.
Я лежал дома на кровати и думал об услышанном от Ило. Теперь я о многом догадывался. Карло Торадзе, очевиднее всего, был невиновен. То, что моя вера в его честность оправдалась, безмерно меня радовало.