Я оглядываюсь назад и вижу людей, они кричат и бегут в сторону убежищ, увертываются от солдат, которые торопятся к их домам и стучат в двери в надежде найти нас, приютившихся где-то внутри. Адам отрывает меня от цивилизации и направляется в сторону заброшенных улиц прошлого десятилетия: они заполнены старыми магазинами и ресторанами, узкими переулками и заброшенными детскими площадками. Вход на неконтролируемую землю нашего прошлого был строго воспрещен. Эта запретная территория. Все здесь закрыто. Все сломано, покрыто ржавчиной, безжизненно. Никому нельзя здесь находиться. Даже солдатам.

И мы штурмуем эти улицы, стараясь оставаться вне поля зрения.

Солнце вприпрыжку несется в сторону края земли. Ночь наступит быстро, и я понятия не имею, где мы. Я никогда не думала, что столько всего может случиться так быстро, и не ожидала, что все это может произойти в один день. Мне просто приходится надеяться, что мы выживем, хоть у меня и нет ни малейшего представления, куда мы направляемся. У меня никогда не возникало даже мысли спросить Адама, куда же мы пойдем.

Мы мечемся по миллиону направлений. Внезапно поворачиваем, делаем несколько шагов, только чтобы в следующий момент свернуть в противоположную сторону. Мое наиболее вероятное предположение — в силу своих возможностей Адам пытается запутать и/или отвлечь наших преследователей. И мне ничего не остается, кроме как пытаться не отстать.

И в этом я проваливаюсь.

Адам — тренированный солдат. Он сложен как раз для такого рода ситуаций. Он понимает, как бежать, как оставаться неприметным, как беззвучно передвигаться в любом месте. Я же сломанная девушка, которая не делала никаких упражнений слишком долго. Мои легкие горят в попытке вдохнуть больше кислорода и отчаянно хрипят в попытке выдохнуть углекислый газ.

Я неожиданно начинаю задыхаться, да так сильно, что Адаму приходится затащить меня в переулок. Он дышит чуть тяжелее, чем обычно, а я все никак не могу остановить приступ удушья, спровоцированный слабостью моего тела.

Адам заключает мое лицо в свои ладони и пытается поймать мой взгляд.

— Я хочу, чтобы ты дышала так же, как я, хорошо?

Я начинаю хрипеть еще больше.

— Сфокусируйся, Джульетта. — Он смотрит на меня с такой решимостью. С бесконечным терпением. Он выглядит бесстрашным, и я завидую его самообладанию. — Успокойся, — говорит он. — Дыши в точности, как я.

Он делает три маленьких вдоха, задерживает на несколько секунд дыхание и делает один большой выдох. Я пытаюсь подражать ему. Но у меня не очень-то получается.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты дышала, как… — Он замирает. Поднимает глаза и обводит взглядом заброшенную улицу. Я знаю, что нам надо двигаться дальше.

Звуки выстрелов разрывают атмосферу. Я никогда не задумывалась, насколько они громкие или как эти звуки могут раздробить каждую действующую кость в моем теле. Лед просачивается в мою кровь, и я мгновенно осознаю, что они не меня пытаются убить, а Адама. Они пытаются убить Адама.

И я вдруг задыхаюсь от нового рода тревоги. Я не могу позволить им ранить его.

Не из-за меня.

Но у Адама нет времени на то, чтобы я восстановила дыхание и пришла в себя. Он берет меня на руки и срывается по диагонали в следующий переулок.

И мы бежим.

И я дышу.

И он кричит:

— Обхвати руками мою шею! — И я выпускаю из судорожной хватки его футболку, и я достаточно глупа, чтобы смутиться, когда обхватываю его руками. Он перехватывает меня несколько иначе, так что я нахожусь выше, ближе к его груди. Он несет меня, словно я ничего не вешу.

Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его шее.

Выстрелы раздаются откуда-то позади нас, но даже я могу сказать по звуку, что они слишком далеко и доносятся не оттуда, откуда надо. Мы, кажется, сумели перехитрить их. Даже их машины не могут нас найти, так как Адам избегал всех главных улиц. У него, кажется, есть собственная карта города. Он, кажется, точно знает, что делает, словно он уже довольно долго это планировал.

После того, как я делаю пятьсот девяносто четыре вдоха, Адам ставит меня на ноги перед натянутым забором из сетки-рабицы. Я понимаю, что он с усилием глотает кислород, но у него нет такой отдышки, как у меня. Он знает, как управлять своим дыханием. Он знает, как успокоить пульс, успокоить сердце, взять под контроль свои органы. Он знает, как выживать. Надеюсь, он и меня научит.

— Джульетта, — говорит он. — Ты сможешь перепрыгнуть через забор?

Я так рада быть чем-то большим, чем бесполезный тюфяк, что чуть ли не лечу через металлическую преграду. Но я безрассудная. И слишком тороплюсь. Я практически в клочья рву свое платье, царапая ноги в процессе. Я морщусь от острой боли, и за тот момент, что мне понадобился, чтобы вновь открыть глаза, Адам оказывается возле меня.

Он смотрит на мои ноги и вздыхает. Он почти смеется. И я задумываюсь над тем, как я, должно быть, сейчас выгляжу: разодранная и дикая в этих лохмотьях, оставшихся от платья.