Разрез, который сделал Уорнер, теперь доходит до самых бедер. Я, должно быть, выгляжу как обезумевшее животное.

Но Адама это, кажется, не волнует.

Теперь он тоже идет медленнее. Теперь мы двигаемся бодрой походкой, а не несемся по улицам. Я понимаю, что мы, должно быть, приближаемся к какому-то подобию безопасного укрытия, но я не уверена, следует ли мне задать вопросы сейчас или припасти их на потом. Адам отвечает на мои невысказанные мысли.

— Они не смогут отследить меня здесь, — говорит он, и до меня доходит, что все солдаты, должно быть, отслеживаются с помощью какого-то маячка. Я задумываюсь, почему меня не снабдили таким же.

Побег не должен быть таким легким.

— Наши маячки неосязаемы, — объясняет он. Мы сворачиваем налево, в очередной переулок. Солнце начинает погружаться за горизонт. Интересно, где мы. Насколько далеко от Восстановленных поселений мы, должно быть, находимся, раз вокруг ни души. — Это специальная сыворотка, впрыснутая в нашу кровь, — продолжает он, — и она разработана так, чтобы нормально работать с естественными процессами наших тел. Например, она будет знать, если я умру. Отличный способ вести учет убитых на поле боя солдат. — Он смотрит на меня краем глаза и улыбается кривой улыбкой, которую я хочу поцеловать.

— Так как ты можешь сбить с толку этот маячок?

Его улыбка становится только шире. Он машет рукой вокруг нас.

— Это место, в котором мы находимся? Раньше здесь была атомная электростанция. И однажды здесь все взлетело на воздух.

Мои глаза размером с блюдца.

— Когда это произошло?

— Около пяти лет назад. Они довольно быстро здесь все убрали. Скрыли от СМИ, от людей.

Никто на самом деле не знает, что здесь произошло. Но одной радиации достаточно, чтобы убить.

— Он замолкает. — Именно это она и делает.

Он останавливает на месте.

— Я был здесь уже миллион раз, и это никак не отразилось на моем организме. Уорнер раньше посылал меня сюда брать образцы грунта. Он хотел изучить поражающие эффекты. — Он пробегает рукой по волосам. — Я думаю, он надеялся вывести из токсинов яд какого-то рода.

— В первый раз, когда я сюда прибыл, Уорнер подумал, что я умер. Маячок подсоединен к нашей главной системе обработки данных, и она мгновенно фиксирует, когда погибает солдат. Он знал, что существовал риск посылать сюда меня, поэтому не был слишком удивлен, узнав, что я умер. Он был гораздо больше удивлен, когда увидел, что я вернулся. — Он пожимает плечами, словно его смерть не была бы незначительным событием. — Здесь есть что-то в химическом составе воздуха, что нейтрализует молекулярный состав маячка. Так что, по существу, все сейчас думают, что я мертв.

— А Уорнер не будет подозревать, что ты можешь быть здесь?

— Может быть. — Он провожает взглядом уходящий солнечный свет. Наши тени длинны и неподвижны. — Или подумает, что я мог быть подстрелен. В любом случае, это выиграет нам некоторое время.

Он берет мою руку и улыбается мне, прежде чем одна мысль врывается в мое сознание.

— А что насчет меня? — спрашиваю я. — Может эта радиация убить меня? — Я надеюсь, что мой голос не звучит настолько же нервозно, насколько я себя чувствую. Никогда в своей жизни я настолько не хотела остаться в живых. Я не хочу все потерять так скоро.

— О нет! — Он качает головой. — Прости, забыл тебе сказать. Одна из причин, по которой Уорнер отправил меня собирать образцы грунта, потому что у тебя тоже есть иммунитет к ней. Он изучал тебя. Сказал, что нашел информацию в твоих медицинских записях. Что на тебе проводили испытания…

— Но никто никогда…

— …вероятно, без твоего ведома, и, несмотря на то, что результат при проверке на радиацию был положительный, ты была полностью здорова, биологически. С тобой, в сущности, все было в порядке.

В сущности, все было в порядке.

Комментарий настолько далек от правды, что я начинаю смеяться. Я пытаюсь умерить свой скептицизм.

— Со мной все в порядке? Ты шутишь, да?

Адам смотрит на меня так долго, что я начинаю краснеть. Он приподнимает мой подбородок, чтобы я встретилась с ним взглядом. Голубые, голубые, голубые глаза глядят на меня в ответ. Его голос глубок и ровен:

— Не думаю, что когда-либо слышал, как ты смеешься.

Он настолько мучительно прав, что я не знаю, как ответить, кроме как правдой. Мои губы из улыбки распрямляются в жесткую линию.

— Смех рождается в жизни. — Я пожимаю плечами, пытаясь звучать равнодушно. — А я никогда до этого в действительности не жила.

Его глаза даже не дрогнули, так и продолжая фокусироваться на мне. Он удерживает меня на месте силой одного мощного толчка откуда-то из недр свой души. Я почти ощущаю его сердце, бьющееся в миллиметре от меня. Я почти ощущаю его губы, дышащие в миллиметре от моих легких. Я почти ощущаю его на своем языке.

Он делает судорожный вдох и прижимает меня ближе к себе. Целует в лоб и шепчет: