Шрифт:
И в этом была частично вина Морган. Потому что она сама не хотела расставаться с иллюзиями, которые не имели ничего общего с правдой жизни.
Что же случилось с той независимой женщиной, которая приняла решение начать в Кентербери новую жизнь? Просто великолепный лиловый диван не смог одолеть Нейта Хетоуэя в состязании за место в ее сердце.
Но имела ли она право внушать ложные надежды своим ученикам? Они доверяли ей, внимали словам, как божественному откровению, и беспрекословно следовали ее советам.
Так, из-за одного обвиняющего взгляда Нейта, волшебство вечера обернулось для Морган несчастьем и неуверенностью в себе. И в этом она тоже обвиняла себя. Все потому, что позволила себе уступить, сдаться.
Она позволила себе полюбить Нейта Хетоуэя.
Глава 8
Нейт просмотрел газету. И вот еще один удар для Эйс: его имени не было в списке тех, кому повезло выиграть билет на шоу.
– Сейчас же купи газету, – попросила Эйс, когда он высадил ее у школы. – Сегодня станет известно, кто пойдет на шоу. И ты, папа, обязательно там будешь, я знаю!
Для нее очень много значило его присутствие. После того как Эйс не удалось стать рождественским ангелом, Нейт надеялся как-то облегчить ее разочарование тем, что он будет сидеть в зале и смотреть, как она поет в хоре. Тем более его малышка так хорошо держалась: она, казалось, ни капли не расстроилась из-за того, что выбрали другую девочку.
Что же с ней будет, когда она узнает, что Нейт не пойдет на выступление? Глупости все это. Просто он тоже едва не стал фантазером, как Эйс, едва не поверил, что за ними наблюдает с небес ангел-хранитель.
«Ты был моим ангелом, Хэт. Теперь я буду твоим».
Нет, из фантазий ничего хорошего не выйдет.
Зазвонил телефон. Нейт надеялся услышать Морган, хотя прекрасно знал, что она сейчас занята в школе. Надеялся, хотя не разговаривал с ней с того самого вечера на катке. Пытался доказать себе, что все еще держит все под контролем. Что он вовсе не беспомощен.
Звонил дизайнер декораций для «Рождественского ангела», в панике. Нейт заметил, что все члены съемочной группы постоянно пребывали в похожем состоянии по тому или иному поводу. Сегодня, например, дело было в окне в бутафорском домике, которое не желало открываться.
Сначала Нейт, наполненный мрачными предчувствиями, хотел просто послать подальше дизайнера вместе со всем шоу. Но не сделал этого. Нейт подумал, что источник гнева совсем другой…
Дело было в том дурацком кольце, которое он купил? После того вечера на катке он ощущал, как разочарование и отчаяние окружают их с Эйс, скаля хищные пасти, готовые растерзать их?
Но Нейт вспомнил об Уэсли, о том, как он пел у замерзшего пруда, и этот голос помог расслабить туго натянутые нервы. Поэтому он глубоко вздохнул, посмотрел на часы и пообещал приехать как можно скорее.
– Нейт спасает Рождество, – иронично заметил он, закончив разговор.
Зал оказался пуст. Это было странно – обычно в нем толпились электрики вперемешку с осветителями и прочими работниками сцены. Но сейчас все было готово и ждало только финальных штрихов.
Зрелище поражало: на скромной сцене школьного зала стоял деревянный домик, в воздухе парили искусственные снежинки, блестящие в свете рамп. Хоры малышей стояли на скамьях, похожих на настоящие сугробы. Огромная канадская ель наполняла помещение могучим хвойным ароматом.
Нейт зашел за фасад домика, потянул окно. Оно не поддалось. Он вытащил отвертку, поддел окно, но и это не помогло.
Открылась дверь, послышались шаги, но Нейт не обратил на них внимания.
Кулиса отошла в сторону, и он наконец-то поднял голову. Нахмурился. Это была Эйс. Одна.
Нейт чуть не окликнул ее, но что-то заставило его промолчать. Эйс, напряженно вслушиваясь, на цыпочках прошла к елке и уверенно поднялась вверх по лестнице, спрятанной от глаз зрителей. Секунду она стояла там, улыбаясь пустой аудитории. А потом запела.
Это было ужасно – хуже воплей мартовских котов, хуже скрежета ржавых пил. И все же Нейт завороженно слушал и смотрел.
Его дочь была так прекрасна, стоя в свете ламп, раскинув руки и прикрыв глаза, что даже ее голос казался вполне приемлемым. Именно эту мелодию Эйс постоянно напевала дома – «Ангел надежды», ту песню, которую должна была исполнять Бренда Уэстон.
Любой отец, любая мать в мире отдали бы полжизни за то, чтобы увидеть на лице своего ребенка то выражение, которое увидел Нейт на веснушчатом личике Эйс. Она знала, где ее место в этом мире, и заявляла на него свои права. Девочка обнимала сейчас весь мир, всех людей, стоя на верхушке елки.