Эта история, конечно же, произвела на нас впечатление. И вскоре в Ганновере стали поговаривать, что мы с Кристель якобы неоднократно выражали намерение в случае (разумеется, только в этом случае) если напротив нас кто-то свил себе такое же гнездо, то…

По счастью, вскоре выяснилось, что опасения были напрасными: не успели в кругах левых поползли эти дикие слухи, вопрос с квартирой напротив, как уже упоминалось, решился сам собой.

Однако, если все это не было плодом нашей воспаленной фантазии и пункт наблюдения действительно существовал, то наших пантомим, разыгрываемых перед дверями дома, да распущенных по городу угроз совершить налет на квартиру оказалось вполне достаточно, чтобы секретная служба по вполне понятным причинам сочла за благо поспешно и без лишнего шума свернуть свой опорный пункт…

Еще одна история также связана с «манией преследования». Два телефонных звонка весной 1986 года имели для нас неприятные последствия.

Один из звонивших был молодой коллега, параллельно занимавшийся военными проблемами.

– Дитрих, – сказал он, – у меня есть для тебя потрясающий материал, касающийся бундесвера. Когда я смогу передать его тебе?

Какого рода был материал, он, несмотря на все мои расспросы, сказать не захотел.

– В понедельник вечером тебя устроит? – спросил я.

Его устраивало. Мы договорились встретиться в 18 часов. Разговор этот произошел в пятницу во второй половине дня. Когда я в понедельник перед началом работы, как обычно, прослушивал пленку телефонного ответчика, выяснилось, что среди прочих звонков был один из ГДР (что было ясно из уведомления междугородной станции). Само сообщение оказалось лаконичным: «Дорогой Дитрих, твой материал мы должны получить не позднее среды следующей недели, тогда все будет в порядке».

С этого момента наш телефон словно взбесился. Оба аппарата, принадлежавшие театру, как по команде, вышли из строя. Ни до нас нельзя было дозвониться, ни мы сами ни с кем не могли соединиться. А если временами это все же удавалось, то не с теми, чей номер мы набирали. Или же мы вклинивались в чужие разговоры, и люди – в зависимости от темперамента – удивлялись, беспокоились или бранили нас. В те дни я мог бы завязать таким оригинальным способом кучу новых знакомств…

Вскоре в этот хаос оказались вовлеченными и наши соседи. Люди, звонившие нам, попадали к ним, и наоборот Мы превратились в своего рода телефонных сиамских близнецов. С внешним миром связи практически было никакой. Сюжет, достойный Кафки. Многочисленные аварийные команды западногерманской почты, оснащенные самой разнообразной техникой, в течение редели ничего не могли сделать.

Отсутствие телефонной связи стало настоящим бедствием для театра, его посетителей и наших друзей, приятели и знакомые предполагали в злобе, что все – дело рук какой-нибудь секретной службы. Ничего удивительного, неодобрительно добавлял кто-нибудь из них. Когда начинаются такие странные звонки… Некоторые из друзей озабоченно посматривали на меня: «Скажи-ка, за всем этим делом с материалами не кроется ничего серьезного? Или все-таки?…» Тогда я спешил подробно рассказать им всю подоплеку истории. В ответ собеседники, к моему удовлетворению с облегчением говорили: «Ах, вот оно что…»

А с материалами дело оказалось более чем банальным. Я рассказываю это в первую очередь для того, чтобы упомянутый в начале главы господин Краузе при обязательном прочтении новой книги Киттнера не переживал бы сильнее, чем ему положено по его службе. Хотя он, вероятно, и без меня все знает…

Итак, что касается первого звонка. «Материалами о бундесвере» оказались правила поведения для господ-офицеров – потрясающе смешное произведение, достойное эпохи кайзера Вильгельма. Я наслаждался им; целый вечер и при случае намерен повеселить публику этими блестящими образчиками юмора, хотя и непреднамеренного. Этот документ (ни в коем случае не секретный) содержал правила гарнизонного политеса – сплошной набор глупостей.

По поводу второго звонка: как и многие мои коллег и по искусству, я время от времени гастролирую за границей, в том числе бываю и в ГДР. Выступать там доставляет мне удовольствие. Но так как большая часть гонорара выплачивается мне в марках ГДР, которые я, согласно общеизвестным валютным предписаниям, не имею права вывозить из страны, я трачу их на месте. Некоторые коллеги покупают мейсенский фарфор, я же предпочитаю приобретать вещи, которые могут пригодиться нашему театру. Само собой разумеется (к сведению господина Краузе), я строго придерживаюсь установленных правил: вовремя подаю документы для получения соответствующих разрешений на вывоз приобретенного мной и т. д.

В этот раз, весной 1986 года, я обратился с просьбой к типографии ГДР отпечатать мне красивый четырехцветный проспект для кабаре, разумеется, за соответствующую оплату – из тех денег, которые я честно заработал в этой стране. Заказ был принят. Единственным вопросом, остававшимся открытым, был срок его выполнения: я должен был прислать эскизы (тот самый «материал»!). Именно о нем и шла речь, когда мне звонили из ГДР.

Ну, вот все и прояснилось: оба «странных звонка», разумеется, никак не были связаны друг с другом. Всем все ясно? Абсолютно всё.

Еще одно перевоплощение

Если же согласиться с мнением моих рассерженных друзей, считающих, что в описанной выше катастрофе с телефонной связью были замешаны секретные службы, то тогда из всего этого можно сделать три логических вывода.

Во-первых, мой телефон вопреки всем законам и действующему праву регулярно прослушивается.

Во-вторых, организация, осуществляющая прослушивание, работает из рук вон плохо.