Шрифт:
— У каждого из этих шестидесяти двух легионеров было по шестьдесят патронов. Они расстреляли их полностью. То есть всего они сделали три тысячи восемьсот выстрелов. Несмотря на жару, жажду, пыль и дым, они убили почти четыреста врагов. Задумайтесь над этим: из каждых десяти пуль одна находила свою цель. Просто поразительно, если учесть сопутствующие обстоятельства. Этим легионерам неоднократно предлагалось сдаться. Они в любой момент могли отказаться от исполнения задания, но не пожелали навлечь бесчестие на Легион и на себя.
— Завтра не забывайте об этих героях. Завтра вы сами станете героями. Ни один легионер никогда еще не сталкивался с тем, с чем завтра поутру предстоит встретиться вам. Мы никогда не бросим порученного дела. Мы всегда будем исполнять свой долг. Каков наш девиз?
— Легион — наше отечество! — машинально гаркнули в ответ все присутствующие, и Клайн с ними.
— Не слышу!
— Легион — наше отечество!
— Каков наш второй девиз?
— Честь и благородство!
— Верно! Никогда не забывайте об этом! Никогда не забывайте Камерон! Никогда не позорьте Легион! Всегда исполняйте свой долг!
Размышляя о предстоящем ему завтра безрадостном выборе, Клайн вернулся к подножию каменистого склона. Едва замечая многочисленных часовых, попадавшихся на пути, он подошел к тому месту, где лежал, накрывшись одеялом, Дурадо и смотрел в щель между двумя валунами на окраину Дамаска.
— Что, ты уже? Только я устроился поудобнее! — пробурчал Дурадо.
Клайн невольно улыбнулся. Юмор Дурадо напомнил ему о шутках, которые любил отпускать Рурк.
От камней исходил жар.
— Как ты думаешь, речь полковника что-нибудь изменит? — Дурадо, извиваясь, сполз к подножию склона.
— Завтра узнаем, — отозвался Клайн, занимая свое место между валунами. Еще никто из легионеров не попадал в такую ситуацию.
— Что ж, сделаем, что нужно, — произнес Дурадо и зашагал прочь.
— Да, Бог наказывает нас за грехи наши, — пробормотал Клайн.
Дурадо притормозил и обернулся.
— Что-что? Я не расслышал.
— Да так, сам с собой разговариваю.
— Ты вроде что-то сказал про Бога.
— До тебя когда-нибудь доходило, что это было совершенно не обязательно? — спросил Клайн.
— В смысле — доходило? Что — не обязательно?
— Камерон. У легионеров не было воды. Почти не было еды. Патронов было мало. По той жаре три дня без питья — и все они были бы без сознания, если вообще живы. Мексиканцам нужно было просто подождать.
— Может, они боялись, что к легионерам подойдет подкрепление? — высказал предположение Дурадо.
— А с чего бы мексиканцам этого бояться? — возразил Клайн. — Их там было столько, что спасательный отряд ничего бы не добился. Если бы мексиканцы попрятались и сделали вид, что их вокруг гасиенды всего пара сотен, они бы с легкостью заманили подкрепление в засаду.
— И чего же ты хочешь этим сказать?
— Да ровно то, что уже сказал: эта битва была вовсе не обязательна.
— Как и завтрашняя? — поинтересовался Дурадо.
Клайн указал на здания.
— Может, они сдадутся.
— А может, они надеются, что сдадимся мы. Такое возможно?
— Конечно, нет. — И Клайн процитировал кодекс чести Легиона, который все новобранцы заучивали наизусть еще в самом начале обучения: — «Никогда не сдавайся».
— Вот и они этого не сделают, — сказал Дурадо.
— Но в конце концов Франция вынуждена была отозвать свои войска из Мексики. Камерон ничего не изменил, — произнес Клайн.
— Осторожнее. Смотри, чтобы полковник не услышал, что ты ведешь такие речи.
— Может, и завтрашний бой тоже ничего не изменит.
— Думать — не наше дело. — На этот раз пришла очередь Дурадо цитировать кодекс чести. — «Задание священно. Ты должен выполнить его любой ценой».
— Любой ценой, — выдохнул Клайн. — Ты прав. Мне платят не за то, чтобы я думал. Завтра я буду драться не хуже тебя.
— Бог наказывает нас за наши грехи? Ты это сказал, да? — поинтересовался Дурадо. — Я навидался на этой войне такого, что теперь говорю: Бога не существует. Иначе он никогда бы этого не допустил.
— Если только завтрашний бой — это не способ Его воздать нам по заслугам.
— За наши грехи?
— За те вещи, за которые мы дорого заплатили бы, чтобы только позабыть их.
— В таком случае, да поможет нам Бог.
И снова ирония в голосе Дурадо напомнила Клайну о Рурке.
<