– Вот тебе и прогресс, – выключил Женя системный блок. – Сигналы бегают со скоростью света, а беседа все равно тянется по слову через час. Хотя собеседник запросто может оказаться тут же, за стеной. Ладно, подождем до завтра. Коли двести лет прошло, за одни сутки уже точно ничего не переменится.

В первые дни мая князь Воротынский призвал боярского сына Леонтьева с собой в Великокняжеский дворец. На этот раз они были не на большом приеме, а поднялись в потешный дворец, с узкого балкона которого окончательно исцелившийся Иоанн наблюдал за суетой людей далеко внизу, во дворе недавно перестроенной русской крепости.

– Рад видеть тебя, храбрый витязь! – Царь был светел лицом, высок и широкоплеч, словно олицетворяя своим видом молодость и силу державы. – Я знаю, твоя последняя служба оказалась нелегкой, но ты смог ее исполнить. Здесь, где нас слышит только ветер, можно признать, что ты спас мне жизнь, боярин Басарга, сохранил будущее моему сыну и радость моей Настеньке. Достойная служба должна быть достойно вознаграждена. Что ты желаешь получить за свой подвиг, боярин?

– Отдай за меня княжну Мирославу Шуйскую, государь! – задохнувшись, моментально выпалил Басарга.

Иоанн и князь Воротынский дружно расхохотались. Отсмеявшись, князь поторопился пояснить:

– Не гневись, государь. Княжна Мирослава его увечного на поле бранном подобрала и в Москву привезла. Кабы не она…

– Отчего же гневаться? – покачал головой царь. – Я боярина юного понимаю. Для меня тоже дороже моей Анастасии никого нет. Это я перед витязем храбрым виниться должен. Обещал дать все, чего хочется, да выходит, что больно много о себе возомнил. Прости, боярский сын Леонтьев, но во власти моей лишь поместьями да местами награждать. Знатностью наделить не могу. Родом токмо судьба да Господь Бог смертного отмечает.

– Тогда ничего не нужно, государь, – опустил голову Басарга. – Право служить тебе – сие и есть моя награда. Другой не прошу.

– Достойные слова, – кивнул Иоанн. – Витязя, а не купца жадного. Тем же тебе отвечу. Просьбу твою услышал и, что смогу, для тебя и княжны сделаю. За службу поместьем награжу и золотом, дабы оброка не ждал и более о службе, нежели о пашнях, заботился.

– А можно ловы вместо земли получить? – поднял голову Басарга.

– Это как? – удивился Иоанн.

– Я при монастыре Кирилловском начетником над тонями больше месяца провел, – объяснил боярский сын. – Многому научился. Куда проще мне сие показалось, нежели с крестьянскими наделами разбираться.

– Хорошо, – согласился царь. – Будут тебе ловы. Иди обожди в светелке. Дай с князем парой слов перемолвиться.

Михайло Воротынский задержался совсем ненадолго, но вышел с серьезным лицом.

– Что-то не так, княже?

– Не твое беспокойство, – отмахнулся тот. – Ты царю по нраву пришелся, он доволен. Так что все, Басарга, со мною теперича прощайся.

– Почему, княже? – не понял молодой воин.

– Нешто ты не заметил? – хмыкнул себе в усы Михайло Воротынский. – Государь тебе кормление дает. Раньше ты с моей земли с родичами исполчался, мне клятву приносил и служил тоже мне. Ныне же у тебя свое поместье будет, из рук Иоанна. Стало быть, и исполчаться ты ему должен, и в верности ему клясться, и служить токмо его воле. Боярин ты отныне, а не сын боярский. Для княжества Воротынского отрезанный ломоть.

Боярин Леонтьев растерянно промолчал, осмысляя услышанное.

– Да ты не бойся, – похлопал его князь по плечу. – Я тебя не гоню. Пока жилище себе подберешь, можешь у меня оставаться и в моей трапезной столоваться. Поверь моему чутью, недолго тебе тут задерживаться. Скоро поедешь в права владения вступать, на новом месте устраиваться. Там, глядишь, уже я к тебе в гости наезжать стану.

– Всегда с радостью встречу, княже!

– Ты сперва отстройся, – рассмеялся Михайло Воротынский. – В субботу на обедне царь тебя видеть желает. А до того времени – свободен.

Огорошенный таким приказом, Басарга два дня мучился, не в силах думать ни о чем, кроме своей Мирославы. Видеть ее, как ни позорно это звучало, ему хотелось намного сильнее, нежели правителя всея Руси. Но – долг чести предписывал идти на службу в Кремль, а не в ставшую столь привычной Знаменскую церковь. Ему не хотелось ни пить, ни есть, друзьям он отвечал невпопад, про необходимость съезжать из дворца позабыл начисто. Даже не похвастался ни перед кем жалованным поместьем.

И все же долг победил: в субботу Иосифова дня [33] , привычно следуя за князем Воротынским, он отправился в Кремль, где, не заходя во дворец, остановился в общей толпе, вытянувшейся от крыльца Грановитой палаты до самого Успенского собора. Толпа эта состояла сплошь из знати: князей, думных бояр, ханов поволжских, тверских и камских. Просто бояр родовитых и то по пальцам пересчитать. Однако такое окружение Басаргу ничуть не трогало. Мысленно он был совсем в другом месте и в другой церкви. Как вдруг боярский сын ощутил нечто, кольнувшее его в самую душу, повернул голову… И увидел ее, княжну Мирославу, стоящую напротив, по ту сторону расчищенного дворней прохода, позади братьев Шуйских и их отца!

У молодого воина перехватило дыхание. Он вытянул шею, стараясь рассмотреть любимую получше. Княжна почувствовала его пристальный взгляд, одними глазами стрельнула в ответ, зарумянилась и тут же опустила лицо долу.

Часы на Фроловской [34] башне ударили полдень, в тот же миг распахнулись двери, на крыльцо вышел государь – в подбитой соболями парчовой шубе, в высокой бобровой шапке и алых лайковых сапогах. Под руку с ним шла царица Анастасия – тоже в тяжелой шубе, распираемой снизу множеством юбок, в высоком кокошнике, усыпанном самоцветами и прикрытом тонкой жемчужной понизью. Одеяние оказалось столь тяжелым, что под руки женщину поддерживали две служанки.