Я подъехала без пяти три. Швейцар предупредительно распахнул передо мной дверь, и я вошла. Мне не приходилось бывать здесь раньше, и обстановка внутри поразила меня: необыкновенная роскошь сочеталась с тончайшим вкусом, все было выдержано в стиле дорогих дореволюционных ресторанов (правда, видеть мне их доводилось только в кино), ни малейшего налета вульгарности. Подошедший метрдотель был сама любезность и, узнав, что у меня назначена встреча с Матвеем, проводил меня в отдельный кабинет, где тот уже сидел, просматривая меню.

При виде меня он поднялся, повел рукой, показывая на кресло напротив, и сел только после того, как села я. Сначала меня обнадежило такое внимание, но потом я поняла, что точно так же он поступил бы по отношению к любой другой женщине.

— Елена Васильевна, я неплохо знаю здешнюю кухню и сделал заказ, не дожидаясь вас. Надеюсь, что вам понравится. Но вот напитки вам лучше выбрать самой, я не знаю вашего вкуса.

— Павел Андреевич, я за рулем, поэтому выпью кофе.

— Какой предпочитаете? — произнес выросший, как из-под земли, официант. На самом деле он находился в кабинете, но я его не заметила. Высший класс работы официанта как раз и заключается в том, чтобы оставаться невидимым и появляться только тогда, когда в нем возникает необходимость.

Я растерялась, из всех перечисленных названий я не знала ни одного. Нужно было выбрать чай, подумала я. Но кто их знает, может быть, у них и с чаем такая же история: назовут с десяток видов, о которых я даже не слышала. И я посмотрела на Матвея.

— А какой вы мне порекомендуете, Павел Андреевич?

— Попробуйте «кофе по-дьявольски». Прекрасная вещь, если нужно поработать всю ночь, одна чашечка чудно прочищает мозги и отгоняет сон совершенно. Его готовят с добавлением корицы, гвоздики и кардамона, причем главное в нем отнюдь не состав, а строгое соблюдение пропорций. Его рецепт — величайший секрет бармена, — Матвей улыбнулся. — Я знаю людей, которые перевели килограммы кофе и специй, но не сумели добиться такого же результата. Не исключаю, что вы тоже захотите поэкспериментировать.

Я охотно согласилась и поспешила перейти к тому вопросу, ради которого и пришла:

— Павел Андреевич, мне бы хотелось извиниться за те неудобства, которые я доставила вам и вашей семье. Но, поверьте…

Матвей не дал мне закончить:

— Давайте не будем портить друг другу аппетит и отложим этот разговор до десерта. А пока, чтобы вам было о чем подумать, я скажу только, что знаю все о тех шагах, которые вы предприняли, выполняя поручение Александра Павловича Власова. Вы честно отрабатывали полученные деньги, и я совсем не собираюсь упрекать вас за вашу добросовестность. Но мне хотелось бы понять, почему вы не смогли вовремя остановиться.

— Павел Андреевич, за мной что, следили? — я уже не один год занимаюсь своим делом и слежку чувствую просто затылком, но в этот раз я совершенно ничего не заметила.

— Скажем так, наблюдали.

— Вы боялись, что я смогу найти какую-то нежелательную для вас информацию? — спросила я с нехорошим чувством удовлетворения, что меня считают настолько серьезным противником.

— Вы считаете, что этого должен бояться я? — он сделал ударение на последнем слове, и этот вопрос прозвучал настолько буднично, что я похолодела.

Ну что, дура самонадеянная, ты хотела подергать льва за хвост? Подергала. У тебя это просто замечательно получилось. А теперь думай, как свою собственную шкуру спасать будешь.

В этот момент нам подали закуску.

— Приятного аппетита, — сказал Матвей так, как будто ничего не произошло.

Я взглянула на поставленные передо мной тарелочки и окружающие их многочисленные вилки и вилочки, ножи и ножички, странного вида ложечки и загрустила — пользоваться всем этим я не умела. Посмотрела на Матвея — он орудовал всеми этими приборами так, как будто и не он ночевал в детстве с Нюркой в подвале, не его родная мать устраивала в своей комнате гульбарии, не он провел четыре года в «малолетке» за, чего уж скрывать, умышленное убийство — и разозлилась. Буду есть так, как привыкла. Лучше показаться плохо воспитанной, чем смешной, а именно такой я выглядела бы, вздумай подражать Матвею. У меня все эта посуда летала бы по комнате, как живая, официант замучился бы подбирать.

Некоторые продукты я смогла опознать с первого же взгляда: икру, рыбу, а некоторые — только после того, как попробовала. Суп показался мне просто налитой в тарелку водой, правда, неожиданно очень вкусной. Большой кусок мяса, обложенный непонятными овощами, был мягким и сочным, и я поняла выражение «таять во рту». Наконец, мы добрались до десерта, потому что свежая клубника со сливками, большое блюдо разнообразных пирожных и чашка кофе ничем другим быть не могли.

Все время, пока мы ели, я вместо того, чтобы обдумывать, как объяснить Матвею, какого черта я полезла с разговорами к его матери, а именно это он имел в виду, смотрела на него, и представляла на его месте Игоря. Как бы он повел себя в этих обстоятельствах? Стал бы он давить на меня, как Матвей? Да никогда в жизни! Все мои попытки одержать над ним верх мгновенно пресекались раскатами его заливистого смеха. Как же он замечательно смеялся! Он сажал меня на колени, где я чувствовала себя абсолютно защищенной от всех невзгод мира — наивысшее возможное для любой женщины счастье, смотрел снисходительно, как тигр на бабочку, и улыбался.

— Елена Васильевна, вы не будете возражать, если я. закурю? Вы же тоже курите, прошу вас, — сказал Матвей и протянул мне открытую пачку «Картье Вандом» — видимо, это означало, что он готов слушать.

Все еще погруженная в свои воспоминания я ляпнула, совершенно не отдавая себе в этом отчета:

— Павел Андреевич, как же мне нужен рядом сильный мужчина…

Ответ последовал незамедлительно:

— А вы ему?

Этот вопрос грубо сдернул меня с небес, и приземление, хоть и в лужу, было очень жестким.