— Ошибаетесь, Александр Павлович, я все это пережила и очень хорошо вас понимаю. Я тоже не хотела жить, только меня никто травкой не поил, и все круги ада я собственными ножками протопала, — я достала фотографию Игоря и показала Власову.

Он внимательно посмотрел на нее и сказал только одно слово:

— Верю! — и, помолчав, добавил: — Вот, значит, почему у вас такие глаза. То-то вы их за очками прячете… — и, резко меняя тему, спросил: — Что же мы с вами делать будем? Ведь нельзя же это все так оставить? Да и понять я хочу, зачем ей все это понадобилось?

И Власов начал гладить Ваську, который довольно замурчал.

— Знаете, Леночка, — сказал он. — А ведь кошки самой природой созданы для того, чтобы мы, люди, могли рядом с ними душой отдохнуть. Даже собака не может успокоить так, как тихое, уютное урчание такого вот пушистика.

— Очень хорошо это знаю, Александр Павлович и, как вы могли понять, на собственном опыте, — чувствуя, что он уже немного отошел, я налила ему кофе и закурила. — Есть только один человек, который, если захочет, конечно, сможет вам все объяснить. Это он все время, и теперь я понимаю почему, меня исподволь подталкивал, чтобы я Добрыниной занималась. — Для меня действительно уже не осталось тайн в поведении Матвея, и я еще раз подивилась тому, что он видит людей насквозь. Он понял мой характер и то, что чем больше у меня на пути препятствий, тем с большим упорством я буду идти к своей цели.

— И кто это? Наверное, тот самый дядя Павлик? Мне почему-то кажется, что это именно он, — заинтересованно спросил Власов, прихлебывая кофе и тоже закуривая.

— Он самый. Он ради ваших сыновей на умышленное убийство пошел, чтобы раз и навсегда защитить их. За это и в «малолетке» четыре года отсидел. Он и Нату с Татой от Добрыниной спас, устроил так, чтобы Лидия Сергеевна их опекуном стала. В его доме она со своей мамой сейчас и живет. Любит он ее беспредельно. Если бы не она, еще неизвестно, как его жизнь сложилась бы, когда у него отец умер и он с такой матерью остался, что лучше бы ее вообще не было. — Вот так коротко и быстро я описала Власову, с каким человеком ему придется встретиться.

— Да, — задумчиво протянул Александр Павлович. — А я думал, что таких людей больше на свете нет, что ушло уже их поколение. А сколько ему лет?

— 33 года исполнилось. Ну, что, будем звонить?

— А если он не захочет со мной встретиться? Что тогда? — с тревогой спросил Власов.

— Тогда — ничего. Это не тот человек, которого можно заставить сделать что-то против его воли. Но я попробую его уговорить, — сказала я и стала набирать номер офиса Матвея.

Не знаю, какие инструкции он дал насчет меня, но, когда я представилась, мне вежливо сообщили, что он дома, за городом.

— Павел Андреевич, — сказала я, когда, наконец, услышала в трубке его голос, — это…

— Добрый день, Елена Васильевна. Насколько мне известно, вы все-таки добились своего, поздравляю, — он говорил это совершенно серьезно, без малейшего намека на насмешку.

— Спасибо, Павел Андреевич. У меня к вам большая просьба: рядом со мной сейчас Власов, не могли бы вы с ним встретиться? Дело в том, что он теперь знает абсолютно все, но есть один невыясненный вопрос, на который, как мне кажется, можете ответить только вы. — Я с замиранием сердца ждала, что он скажет. Чего греха таить, мне самой было очень интересно узнать, зачем Катька убила дочь Власова.

— Вы приедете вдвоем или втроем?

Матвей ничего и никогда не говорит зря, значит, для него это имеет значение.

— А как бы вам хотелось, Павел Андреевич? — спросила я. Если он скажет втроем, то я Катьку свяжу по рукам и ногам, но привезу. А Власов мне еще и поможет.

— Я думаю, что чем больше компания, тем лучше. Приезжайте к пяти часам, если это всех устроит. — Попробовала бы я сказать, что мне это неудобно.

— Спасибо за приглашение, мы обязательно будем.

Я посмотрела на часы — было около трех, у нас еще уйма времени.

— Ну? — возбужденно спросил меня Власов. — Что он сказал?

— Чтобы мы втроем приезжали к пяти. Как вы думаете, Александр Павлович, Добрынина согласится ехать добровольно или ее придется нести завернутой в ковер, как полонянку? Если второе, то берите стул и лезьте на

антресоли. Есть там у меня подходящая тряпочка, как раз для подобного рода грязного дела сгодится.

— Еще трудиться? Да я ее на пинках понесу! — Власова охватило какое-то лихорадочное возбуждение, и, чтобы немного успокоиться, он опять закурил.

— Неужели вы, наконец-то, поняли, что она абсолютно здорова, нет у нее никаких болячек, даже несерьезных?

— Леночка, у каждого человека наступает возраст, когда ему хочется о ком-то заботиться, холить, лелеять, баловать. Подозревал я, что она, скажем так, кокетничает, но… Я жалел ее, хотел возместить то, что она недополучила когда-то. Да и свято верил в то, что она меня любит, — он снова резко сменил тему и сказал: — Ладно, если нам поставили такое условие — приехать втроем, то мы втроем и приедем. Чего бы это ни стоило.