Шрифт:
36.
А теперь мне придется перейти к самой трудной части, потому что снова и снова мне не понятно… Я не могу найти то место или слово, с которого все началось. Мы старались быть честными друг с другом. Только мой мир сузился до Антона и эзотерики, а его расширился до… не знаю до чего. И каждый вечер мы с удовольствием болтали о том, кто какие нашел богатства за день: кого видел, что подумал, что почувствовал. С какого-то момента рассказов о девушках на работе стало ощутимо прибывать, а потом количество рассказов об одной стало просто зашкаливать. Мы, кстати, с ней познакомились – милая девчушка Светка, но на мой вкус простовата.
Поэтому я как-то в шутку спросила:
– Антон, мне стоит ревновать?
– Ну что ты, ревность – это же глупость!
Но количество рассказов о том, как с ней классно, продолжало увеличиваться по экспоненте.
Антон рассказывал это смачно, и заканчивал неизменным:
– Ну, какая же классная у меня жена, ей все можно рассказать!
И я умудрялась этим гордиться, глядя в его огромные теплые глаза.
Антон вообще был мастером на такие штуки: – Ну что может сравниться с твоими пирожками. Вот жую я на работе и думаю – а у моей жёнки лучше!
И я радостно бегу печь ему пирожки – мне-то делать нечего. Ни медитации, ни прошлые жизни никуда не убегут.
Видимо, есть такой диагноз «до полного растворения себя в любимом».
И вот однажды:
– Я хочу тебе рассказать, что целовался со Светкой. И это было так по-особому, как-то родственно…
Когда я отревелась в ванной и вышла в кухню, Антон сидел в умиротворенной позе и со скучающей миной. Мол, ну давай уже, высказывайся, и пойду я к Интернету.
– Все! Никакого ребенка! – четко сказала я. – Ты к этому не готов, ты ни за кого не отвечаешь! Пока будем предохраняться, а потом…
Эту тираду я закатила Антону прицельно в лоб. Я точно знала, что говорю правду, что так и будет.
И практически на следующий день оказалось, что я беременна!
Ребенок, которого мы ждали, звали, которого боялись (потому что к самой большой ответственности человек никогда не бывает готов), этот ребенок почуял, что мама не шутит и уже расхотела его заводить. И уже сам каким-то образом оказался у меня в животе.
Не иначе чудом!
37.
Когда нам очень плохо, мы просим Бога объяснить нам – за что. Как видящий, отвечавший на вопросы нескольких сотен людей, и как человек, который ищет ответы на свои собственные вопросы, могу сказать: всегда, когда мы получаем что-то плохое, мы это целиком и полностью, на сто процентов заработали. Это счастье и удача нам чаще всего даются незаслуженно, авансом. То, что во многих религиях называется «милостью Божьей».
Все без исключения плохие ситуации, которые я видела, были целиком созданными нами самими. И только счастье наше бывает значительно «крупнее», чем человек заслуживает. Хотя каждому из нас, конечно, кажется наоборот. Я, разумеется, не была исключением.
Антон зависал на работе, мне было нестерпимо думать о том, как они там с этой Светкой флиртуют (это в лучшем случае).
Я же в это время ходила пристукнутая по квартире и думала: вот так вот. День назад у меня было почти все. А сейчас ни мужа, ни работы, ни денежных запасов, и все это не предвидится, потому что я еще теперь и беременна, отвечаю не только за себя.
Когда позже меня часто спрашивали, не было ли мысли избавиться от ребенка, я отвечала с большим удивлением, что маленький человек, который набрался мужества родиться в этом, мягко говоря, непростом мире, не несет ответственности за дурь своих родителей.
Конечно, я хотела ребенка! Антон авторитетно и серьезно сказал, что тоже хочет и будет стараться быть ему хорошим отцом.
Вот только я отчетливо увидела основную его эмоцию: «Очень хорошо, она беременна и уже никуда от меня не денется. Могу продолжать…»
Я считала эту эмоцию, испугалась и убедила себя, что мне показалось…
Практика жизни, разумеется, доказала обратное.
38.
С фанатичной планомерностью и мягкой жестокостью Антон стал меня «приучать» к разговорам о женщинах и о своей коллеге. Целыми вечерами он трещал о ней . Уже даже неизвестно, что хуже – самой воображать, как они там на работе в кабинете вдвоем, или слушать это вживую.
– Почему ты за меня не радуешься? Мне же хорошо!
Я должна была быть понимающей, может быть, мне даже следовало давать советы? Как лучше произвести на нее впечатление?
Разумеется, понимающей у меня быть не выходило. Зато истерики получались совершенно непринужденно.
– Ведь у нас такой брак, когда мы даем друг другу свободу ?! – втолковывал мне Антон, как будто я была школьницей, не выучившей таблицу умножения.
– А ты раньше не мог это придумать, пока ребенка не было? – орала я.