Шутки кончились. Стихотворения
вернуться

Сидерос Данута
Шрифт:

II. «Во время охоты на фей всегда затыкайте уши...»

Во время охоты на фей всегда затыкайте уши: Крик умирающей феи может испортить слух. Прежде, чем приступить, их две недели сушат, Вывесив за окно или свалив в углу. Фей растирайте в ступке до однородной массы И принимайте внутрь дважды в день до еды. Снадобье это лечит кашель, артрозы, насморк, Перебивает страхи и сигаретный дым. Искоренит усталость, гнев и хандру развеет, Высушит взгляд и голос, выхолостит слова. Правда, потом годами снятся мёртвые феи. Но от таких видений есть неплохой отвар. Во время охоты на цвергов не думайте о любимых... 2003-2009

«А я снова здесь...»

А я снова здесь, как лет десять назад, и сто лет... Здесь, знаете, хлеб с колбасой и другая пища. Вбиваю подошвы в асфальт, тот гудит и стонет, расходятся волны по улице, ветер свищет. Я двигаюсь вместе с толпой. Я иду со всеми. Доступный маршрут аккуратно отмечен мелом. Мой день ненормирован, может остаться время на то, чтобы как-то выбраться за пределы, порвать этот контур, исчезнуть хотя бы на час, но исход предсказуем, итог всегда одинаков. Швыряю на стул одежду и безучастно смотрю, как с дурацким звоном сыплются на пол из задних карманов монеты, ключи и ксива. Ходить-то не в силах, не то что куда-то рваться. А Гамельн... Что «Гамельн»? Да просто звучит красиво. Хорошее слово для разных аллитераций. март 2008

АГИТКА ДЛЯ ПЛАНКТОНА

песенка в жанре хоррор Ты можешь быть прекрасным другом и бесценным членом коллектива. И графики чертить, как мандалы, и демонов пугать штрафными. Но над убогими потугами составить буковки красиво хохочут в небесах все ангелы. И Главный тоже — вместе с ними. Ты можешь мышцами лица играть и жизнью жить здоровой, пахать, как вол, ценить уют, быть вездесущим, умным, сильным. Не думай только, что получится при этом написать хоть слово. Тебя же и на пляже мучают звонки фантомные в мобильном. Ведь ты же пуст, и даже сны, того гляди, тебя покинут. Тебя всё это веселит? Послушай. Только между нами: настанет час, и стул твой офисный взрастёт и пустит корни в спину. И на зрачке проступят пиксели, и жилы станут проводами. Вали. Но только не блажи потом, что ты не знал, как всё случится, что занят был проверкой плановой и подготовкой к заседанию. Я тут делюсь бесценным опытом, не веришь — глянь коллегам в лица. И не пугайся, помни: главное успеть — и вырубить питание. октябрь 2007

ПАСТОРАЛЬ

На юге шумит ковыль, луга утопают в доннике. На севере — снег и сани, олени и Рождество. А в самом центре Москвы горят старинные домики, воспламеняются сами, ни с того, ни с сего. Вокруг духота и жар, и улицы чахнут в копоти, на небе не видно звёзд от дыма и от огней. И нам их, конечно, жаль. Ах, как хорошо и легко идти по набережной в Гурзуфе! Вот мы и идём по ней. На пляже играют детки, и рыбки плывут вдоль молов. Боль стихнет сама собой, когда принесут рассол, когда засвистят креветки, усы показав из роллов, и где-то за кольцевой труба заведёт вальсок. июнь 2010

«Они живут в трёхкомнатной «ленинградке»...»

Они живут в трёхкомнатной «ленинградке», их окна выходят на Питер и Ленинград. Отец уходит на службу, всегда к девяти утра, хотя и без этого дома всего в достатке. Она наливает ему холодного кваса. Готовит супы, стирает, поливает фиалки. Близняшки Таня и Тоня играют в классы, носятся по двору, шумно делят скакалку. Она улыбается: большие совсем, а всё ещё непоседы. Скоро приедет Дима, вчера он купил билет. Должно быть, не помнит уже ни сестёр, ни деда. Не виделись с ним, ну надо же, десять лет. Он сел в самолёт, они его встретят скоро, многое нужно узнать, о многом поговорить... Четвёртая комната — для него — проросла в конце коридора. Та самая, из старой квартиры: с видом на стройки и пустыри. ноябрь 2010

МАРШ ИСХОДА

Приятель, послушай, над городом скрипка играет с утра. И страшно, и странно, и струнно, и зыбко. Ты слышишь? Пора. Мы, кажется, всё же успели прижиться в бетонной тюрьме. Услышали даже безмозглые птицы. Бросай что имел. А скрипка заходится яростным плачем, срываясь на визг. Мы длимся, течём, мы шагаем и скачем, мы выползли из. И страшно, и странно, и струнно, и жарко. Вступает кларнет. Угрюмые тролли троллейбусных парков выходят на свет. Швыряет в проулок распаренный банщик отменную брань — под звуки трубы распеваются баньши общественных бань. И сонные феи подвальных кофеен — одна за одной — бросают ключи от подвальных кофеен в канал Обводной. Взорвали кусок ненавистного МКАДа сегодня с утра. Кольцо разомкнулось — нам больше не надо штаны протирать в квартирах, машинах и офисах чинных. В свинцовой пыли. Приятель, спеши. Ведь его же починят. Асфальт подвезли. сентябрь 2007

О ПРИПАДКАХ

И когда с глаз спадёт туманная пелена, смолкнет этот безумный аккордеон, этот жуткий альт, он придёт в себя на карнизе: к спине — стена, под ногами — жесть и бетон, а внизу — асфальт. Он замрёт, почти не дыша, губу прикусив, не решаясь глядеть на стоящих внизу, на смотрящих вверх. Что там было вчера? Да обычный корпоратив, просто штатная проба друг друга на зуб под винцо и блеф. Что ещё? Деваха эта с пунцовым ртом: староват, мол, ты, виршеплёт, вон — очки, живот... А потом зазвучала музыка. А потом он не помнит почти ничего. Почти ничего. Только, кажется, шёл, как крыса, на нервный звук, идиотски скалясь, раскидывая коллег, преграждавших путь. И казалось, что если встанешь, нутро порвут эти чёртовы ноты, срывался в бег и не мог свернуть. Стой, работай теперь горгульей блочных домов. Впрочем, что-то мигает внизу, пожарники, что ли? В отпуск. Завтра. Куда-нибудь под Саров. Скажешь, внезапно разнылся зуб. Скажешь, что болен. Корча пожарным рожи, выпотрошив карман, он достаёт мобильник. Номер твой набирает — весел, как... какаду. Скажет потом, что был... ну, допустим, пьян. Или что в фанты с друзьями играли, и он продул. октябрь 2007

«Вот тебе, говорят, мегаполис — люби и цени его...»

В Москве не бывает моря...

Юлия Морозова
Вот тебе, говорят, мегаполис — люби и цени его, Местным ритмам и пульс твой, и вдох твой вторят. Я смеюсь: как, скажите, любить эти шум и вонь, Если мысли уже полгода только о море? Потерпи, говорят, помолчи хотя бы пяток минут. Я послушно молчу. Словоблудие — злейший враг мой. Закрываюсь и превращаюсь в морскую раковину: Волны тихо шумят между горлом и диафрагмой. Им всё мало, клюют, толкают то здесь, то там — Не груби, говорят, всем подряд, будь добрей и проще. Я и так уже проще некуда, просто чистый штамп: Не на трап иду, не в астрал — на Красную площадь. Останавливаюсь, расчехляю голос, беру слова, Заряжаю глаголы, ворошу междометий улей, Набираю в грудь воздух и начинаю звать — Стылым воем подземки, гулом горбатых улиц. ...И оно приходит. Со стороны реки. Сносит стены и башни, Ветошный и Хрустальный, Я уже различаю, как вдали поют моряки, Как с Ильинки на площадь вплывает огромный кит, Волны быстры, смертельны, пенисты и горьки, У Василия прорезается пёстрый киль, Он пускается вплавь в свои какие-то дали. Я скачу у прибоя, стягиваю носки, И ныряю. Всё равно же водой обдали. октябрь 2008