Шутки кончились. Стихотворения
вернуться

Сидерос Данута
Шрифт:

ЭГОЦЕНТРИЧЕСКАЯ РЕЧЬ

«Предположим, тебе шесть лет...»

Предположим, тебе шесть лет. Вокруг закипает лето. На тебе голубое платьице и белые сандалеты. Дома ждут котлеты, кисель и повтор балета. Это здорово. Но занимает тебя не это: ты стоишь на крыше, туча вот-вот тебя краем тронет... Платье всё в гудроне. Сандалики все в гудроне. А внизу мальчишки присвистывают с уважением, примеряются к крепким новеньким выражениям: проиграли малявке. Малявка взлетела вверх, проворная, как коза. Ты стоишь и стараешься не реветь, а ведь нужно ещё слезать. Ты не помнишь, куда ставить ногу, где держаться руками, и не знаешь, как показаться маме. Предположим, тебе двадцать три. У тебя проекты, дедлайны, безразмерная майка, шампунь с ароматом киви и лайма. Лето плавит асфальт, чтобы это сносить нужно сделаться далай-ламой или, может быть, саламандрой, виверной, ламией. Ты стараешься выглядеть глупо, нелепо и неопрятно. Бесполезно. Они раскусили тебя: ты не помнишь путей обратно, не умеешь рассчитывать силы, никогда не отводишь взгляда и полезешь куда угодно ради пустой бравады. Брось. Подумаешь, жарко... Говорят, к обеду станет ненастно. Может быть, повезёт, и удастся прожить подольше — вот так же, на спор. август 2009

ПЕРЕХОДНЫЙ ВОЗРАСТ

Однажды тебе перепадает фамильная брошь, а ты недостаточно для неё хорош. Не стар, не лощён. Звенишь и блестишь, как грош. Залечиваешь за месяц любую брешь, С большим вдохновением врёшь, с аппетитом ешь. Ты слишком беспечен, резок и бестолков для гладких камней, серебряных завитков, отглаженных лацканов, пышных воротников — таких, что от зависти в трещинах шкаф, — из кружева и шелков. Что за толк в шелках? Носить эту роскошь такому, как ты, негоже, поэтому ты пристёгиваешь её прямо к коже, чтобы чувствовать боль и становиться ещё моложе, безумнее, веселее... Дурак со стажем при музах в цветочной ложе, при мёртвых в их экипаже. Никто ничего не скажет: кривляйся, реви, дуркуй. Вечно нагой малыш с дырочкой в правом боку. ноябрь 2009

«Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта...»

Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта: ты, говорят, не девочка, а мечта, коса у тебя густа, зелены глаза и нежны уста, приходи, говорят, поболтать. У нас, говорят, красота, не то, что у вас там. А то и вовсе оставайся у нас, здесь уют, тишина, земляника, ландыши, белена. Оставайся, ты нравишься нам. Я говорю, куда мне... и так полный воз вас тут. И к тому же, мне рано — малолеток нигде не любят. Они говорят, у нас нет ограничений по возрасту, глянь на Оленьку: восемь лет — а уже в клубе. Я смотрю на Оленьку, та улыбается мне сквозь ретушь. Я говорю: «Нет уж!» И бегу, отбиваясь от назойливых рук листвы, к живым. июль 2009

«Бывает, просыпаешься поутру...»

Бывает, просыпаешься поутру: пафосный, хмурый, смотришь с тоской в окно. Что бы сказал сейчас твой ушедший друг? Не всё ли равно? Ты заметил? Они давно сжимают кольцо. Скоро, должно быть, уйдёшь к ним сам. У меня в плеере полно мертвецов: их музыка, их голоса. Это не страшно, выдохни, оглянись. Даже забавно, эдакая игра: мёртвые говорят из книжных страниц, из старых телепрограмм. Мёртвые в каждом доме, в любой толпе, На улицах, в пожелтевших газетах. Я, например, не знаю, где я теперь, Когда ты читаешь это. апрель 2010

«Много курю опять, это в сентябре-то...»

Много курю опять, это в сентябре-то, внутренне сжавшись, пью свои двести грамм. Врач прописал мне водку. И сигареты. И задушевные разговоры по вечерам. То есть, врачей было много. Собрали кворум, спорили, слушали что-то в моей груди... Мне непонятно, где добыть разговоры, даже один. май 2010

УЛОВКА

В тишине, в полусне я пишу про снег, блики луны на дне, немоту камней, про объятья корней, пять лихих коней, пляс луговых огней, рокот горных недр, прелесть дурных манер, усмирённый гнев, оголённый нерв. Я пишу о весне, о большой войне, о лесах в огне... Только бы не о том, как ты дорог мне. август 2010

«А знаешь, здесь мило: весна, цветочки...»

А знаешь, здесь мило: весна, цветочки. Асфальт шершав и устойчив. Девицы жужжат в ожидании лета. Пичужки, сверчки, стрекозки. Бежим к горизонту, к условной точке, с упорством и прытью гончих и втайне надеемся, что планета окажется всё же плоской. Здесь очень неплохо: чаёк, малина, и звёзды ясней и ближе. Мы копим на пони (внесли задаток): с ним проще бежать от снега. Ты там, где забвение дышит в спину. Там, где не успел — не выжил. Дыхание сбивчиво. Отдых краток. И бег — содержание бега. Здесь солнце играет столбиком ртутным, искрит, трещит, как шутиха. Не смейся: тут, правда, ужасно... мило. Ну, знаешь — стрекозки, лето. Бежим. И каждый своим маршрутом. Ты смерть обгоняешь лихо. А я где-то здесь. Меня не хватило перехватить эстафету. май 2007

«Однажды тебе намекнут, что ты здесь всего лишь гость...»

Однажды тебе намекнут, что ты здесь всего лишь гость, Ты резво отчалишь в свой светлый небесный город, А я вдруг проснусь с осознанием: всё закончилось. Не верится, что так скоро. Я буду на радостях пить и плясать шесть дней, Работать, как кроткий и очень способный пони. Ты, в общем, порядком достал приходить во сне И врать, что простил и понял. Когда ты уйдёшь, я в момент задушу всех выдуманных Чудовищ, сменяющихся с частотой в два герца, И липкая благодать переполнит выбоины И полости в сердце. Я буду слюнявый дебил, брат напольных ваз, Нелепейший и счастливейший Бобби Браун, Довольненький, как молоденькая вдова, Степенный и мудрый, как лиса с виноградом. Осталось ещё отучиться с тобой беседовать, Когда никого нет рядом. август 2008