Шутки кончились. Стихотворения
вернуться

Сидерос Данута
Шрифт:

«Давай, ты придумаешь лекарство от всех болезней...»

Давай, ты придумаешь лекарство от всех болезней, А я буду придумывать новые болезни, Которые не лечатся этим лекарством. Давай ты изведёшь всё-всё оружие, А я буду тайно делать новое. Tы отменишь все землетрясения и наводнения, А я буду метать в Землю кометы. Ты найди и расстреляй всех террористов, А я воспитаю им замену. Ты прекрати все войны, И я пойду на кого-нибудь войной. Давай, ты попробуешь накормить всех досыта, А я буду выжигать твои посевы. Давай? Людям нужно что-нибудь эдакое. 2004

«Когда в дощатую крышку входит последний гвоздь...»

Когда в дощатую крышку входит последний гвоздь, Внутри, вопреки ожиданиям, не смещается ось, В гриве не добавляется серебристых волос, Просто думаешь: «Всё, началось». Тебе достался отличный социальный пакет: Волшебнейший Неверленд, опаснейший Нантакет. Видишь высокую даму там, вдалеке, С лезвием на древке? Она окружит тебя вихрем ласк своих и забот, Считай её нянькой, участливой фрёкен Бок. Пока тебя не поманят за море труба и гобой, Она будет присматривать за тобой. Поблажек не жди, надеждой себя не тешь. Она не даст тебе медлить и заниматься не тем, Ты будешь крепко пришит десятком её нитей К немоте, к темноте. Смотри, она уже становится за плечом И начинает отсчёт. октябрь 2009

ЛЕЙКЕМИЯ

считалочка Пятнадцать. Шестнадцать. How do you? Возраст такой — всё, как со всеми. Просто белые опять бунтуют. Но это не страшно, Это на время. Просто белые взрывают небо. И душит жар, И сон так манит, И ноют суставы. Семнадцать. Мне бы Небесной манной — Немного money. И мы собираем какие-то деньги, Беспомощно меряя площадь плаца. Тебе идёт этот шарф, Надень-ка! И что, что белый? Восемнадцать. А счёт идёт. Надо что-то делать. Уже на минуты. Девятнадцать. Когда красные побьют белых, Всё станет, как было. Не смей сдаваться. Сколько циферок Разномастных. Двадцать. И тело пошло Вразнос. Когда белые Бьют красных, Это не империя — Это лейкоз. Пора на крыло. Из скучного тела В цветное небо Воздушным змеем. Мы твой двадцать первый отметим белым. А может быть, красным — Оно вкуснее. 2004

«Задача криков в эфире...»

Задача криков в эфире — слегка оживить народ, а то ведь ползут, как заспанные улитки. «Вдохни огонь нашей ночи!» «Узнай, что значит полёт!» «Взгляни на наши в натуре взрывные скидки!» Ну что же, эфир кричит. Вверху, в густой темноте, тревожные СМС сбиваются в стаи. А ночью город не спит, считает своих детей, никак не может понять, кого не хватает. март 2010

НЕСТИХИ

Почитаешь с утра про бомбёжки и про налёты, Мыслишь: нет, чёрт возьми, я не ведусь на это, Я сижу, починяю примус, решаю ребус И мечтаю купить когда-нибудь новый глобус. Всю вторую войну нас спасали Туве Марика И её хвостатые крохотные зверюшки, Но она устала от нас, перешла реку, растворилась. И теперь нам, возможно, крышка. Мне плевать, я пью чай, ковыряю свои идеи, Я читаю статьи про детей, дожди и удои В регионе, удалённом от места действий. Например, на Луне. Или в Северной Каролине. У меня здесь фонарики, эльфы и кока-кола, У меня здесь сонеты, лимерики и скеллы, Орхидеевые сады, ледяные скалы, Изумрудные травы Шира и Муми-дола. Крепко сжатые зубы крошатся. Сводит скулы. август 2008

«Куплю тебе бусы из слёз исполинских сосен...»

Куплю тебе бусы из слёз исполинских сосен, Духи из страны, где ветер лих и несносен, Безумный оранжевый плащ, сапоги на осень, Лазурный шарфик из запредельных высей. Куплю тебе платьев, какие тогда носили, Смешных, невесомых, расцветок невыносимых. И стану тебя наряжать в невозможный синий В кровавых маках и звёздах японских лилий. Тебе не идёт этот жуткий крахмальный белый, Все эти покровы и ленты... Тут что ни делай — Сегодня тебе не подходит твоё же тело. Ты как? Всё прошло нормально? На поезд села? И как там у вас относятся к новосёлам? май 2009

«Самое время бросить работу и уехать на дачу...»

Самое время бросить работу и уехать на дачу. Мазать на раны деревьев садовый вар и молча бродить в какой-нибудь хвойной чаще. Здесь — задыхаются двигатели. Своды метро плачут. Всюду срезают траву, срезанная трава пахнет травой, но гораздо ярче и слаще. Гул поездов приобретает тональность стона. Автомобили, дома, небо, ветер, птицы становятся прозрачней стекла. Твоя чёртова непрерывность в одну сторону, возможно, никогда не родится. А в другую — уже пресеклась. Был бы слесарь, токарь — было бы больше толка в том, над чем просиживал днями, чему так много отдал. Ты болтаешься, выкушенный из кровотока, шевеля обрубленными корнями, подбирая оголённые провода. Самое время пасть на колени, слушать звон колоколен — Для соблюдения правил, законов жанра, И чтобы звон вымывал из памяти лица. Но ты торопливо вбиваешь строку за строкою, Подгоняемый невидимым голодным пожаром. И никак не можешь остановиться. май 2009

«Ты думаешь: когда увидишь его...»

Ты думаешь: когда увидишь его, кровь твоя превратится в сидр, воздух станет густ и невыносим, голос — жалок, скрипуч, плаксив. Ты позорно расплачешься и упадёшь без сил. А потом вы встречаетесь, и ничего: никаких тебе сцен из книг. Ни монологов, ни слёз, ни иной возни. Просто садишься в песок рядом с ним, а оно шумит и омывает твои ступни. февраль 2010