Она проверяет свои записи. — Этому пациенту совсем недавно меняли пакет.

Я не двигаюсь. Что-то пошло неправильно, и вины Кая здесь нет. Через некоторое время врач встает и идет за новым пакетом, чтобы прикрепить к его трубке. Она кажется совсем измотанной. Дежурят всего лишь два врача. — Вам нужна дополнительная помощь? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она резко. — Лейна и Окер настаивают, чтобы с неподвижными занимались только тех из нас, кто имеет медицинское образование.

После того как она заканчивает, я сажусь рядом с Каем и накрываю его руку своей, размышляя о том, как в нем бурлила жизнь на Холме, в ущельях и недолгое время в горах. А потом он ушел. Я думаю о том, как проводила время, разгадывая цвет его глаз, когда только влюблялась в него. Я узнала, что он изменчив, и его характер очень сложно описать.

Открывается дверь, и я поворачиваюсь, ожидая, что мне сейчас скажут, что мое время истекло и нужно возвращаться к работе. Но я не хочу уходить, и это странно. Когда я сортировала, то была уверена, что это самая важная вещь из всего, что я делаю. А когда я сижу здесь, то понимаю, что находиться рядом с неподвижными тоже очень важно.

Но это не посыльный из исследовательской лаборатории. Это Анна.

— Можно войти? — спрашивает Анна. После того как она вымыла руки и надела на лицо маску, она становится рядом со мной. Я встаю, готовая предложить ей мой стул, но она качает головой и садится на пол возле кровати. Странно смотреть на нее сверху вниз.

— Значит, это Кай, — говорит Анна. Он лежит на боку, и она смотрит в его глаза и дотрагивается до его руки. — Элай хочет видеть его. Думаешь, это хорошая идея?

— Не знаю, — отвечаю я. Будет неплохо, если Элай придет, потому что тогда Кай услышит еще один голос, который станет говорить с ним и звать его назад. Но будет ли это хорошо для Элая? — Вам виднее. — Это трудно произнести, но, несомненно, это правда. Я знала Элая всего лишь несколько дней. А она знакома с ним уже несколько месяцев.

— Элай рассказывал мне, что отец Кая был торговцем, — говорит Анна. — Элай не знал его имени, но он вспомнил, как Кай говорил ему о том, что его отец учился писать в нашей деревне.

— Да, — подтверждаю я. — Вы помните его?

— Да, — отвечает Анна. — Я бы не забыла его. Его звали Шон Финнау. Я помогала ему учиться писать его имя. Конечно, сперва он хотел выучить имя своей жены. — Она улыбается. — Он торговал для нее при каждом удобном случае. Покупал ей кисти, даже если не мог позволить себе краски.

Хотела бы я знать, слышит ли это Кай.

— Шон вел сделки и для Кая, — говорит Анна.

— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я.

— Некоторые торговцы, бывало, сотрудничали с независимыми пилотами, — отвечает Анна. — С теми, что вывозили людей из Общества. И Шон однажды сделал это.

— Он пытался выторговать отъезд Кая? — спрашиваю я с удивлением.

— Нет. Шон провел сделку от чужого имени, чтобы доставить кое-кого, своего племянника, в каменные деревни. Конечно, мы, фермеры, никогда не содействовали подобным вещам. Но Шон рассказал мне об этом.

Я в смятении. Мэтью Маркхем. Сын Патрика и Аиды. Он не умер?

— Шон осуществил сделку без платы, потому что это было семейным делом — сестра его жены попросила. Ее муж знал, что Общество прогнило насквозь, и захотел вывезти своего ребенка. Эта сделка была чрезвычайно тонкой и опасной.

Она смотрит сквозь меня, вспоминая отца Кая, человека которого я никогда не встречала. Интересно, Каким он был? Очень легко представить его, как старшую, более безумную версию Кая: веселую, дерзкую.

— Но, — продолжает Анна. — Шон все отлично устроил. Он предположил, что Общество предпочтет побегу известие о смерти, и оказался прав. Общество сочинило целую историю, объясняя исчезновение мальчика. Они не хотели, чтобы распространялись слухи об исчезнувших, как их тогда называли. И они не хотели, чтобы люди думали, что могут сбежать.

— Он очень сильно рисковал ради своего племянника, — говорю я.

— Нет. Он делал это для своего сына.

— Для Кая?

— Шон не мог изменить свой статус в Обществе. Но он хотел лучшей жизни для своего сына, чем мог ему обеспечить.

— Но отец Кая был повстанцем, — отвечаю я. — Он верил в Восстание.

— В конце концов, я думаю, он был также реалистом, — продолжает Анна. — Он знал, что шансы на победу у повстанцев были невелики. То, что он сделал для Кая, было своего рода страховкой. Если бы что-то пошло не так, и Шон умер, то у Кая было бы свое место в Обществе. Он мог бы вернуться жить в дом тети и дяди.

— Он так и поступил.

— Да. Кай оказался в безопасности.

— Нет, — возражаю я. — Они, в конце концов, отправили его в трудовой лагерь. — Яотправила его в трудовой лагерь.