Шрифт:
И шел Саша не с пустыми руками. Еще днем его командировали на Подол, чтобы ознакомиться с обстановкой и доложить ревкому. Теперь Саша докладывал Иванову и Затонскому, сидя на ворохе собранных для сожжения сухих осенних листьев в садике Брылей. Ливер и Сивцов располагали незаурядными силами на Подоле: полтысячи красногвардейцев, полтысячи матросов Днепровской флотилии и воронежская ополченская дружина — целая тысяча штыков при десяти пулеметах! Готовы к восстанию хоть сейчас, ждут в районе Контрактовой площади и Братского монастыря. Предполагают удар по двум направлениям: Набережно–Крещатицкой — на Александровскую площадь и по Андреевскому спуску — на присутственные места с выходом в центр города. Ждут лишь приказа. Необходимо только установить связь и сообщить, когда и какой будет сигнал.
— Чудесно! — радостно констатировал Иванов. — Связь сейчас будет: пошли хлопцы из «Третьего Интернационала» — дружки этих вот воинов. — Он весело кивнул в сторону калитки, где с винтовками в руках стояли на страже Данила с Харитоном. — Сейчас пробьемся в авиапарк, свяжемся с нашим «Арсеналом» объявим новый ревком — будет центр, решим: когда и как дать сигнал к восстанию. Но времени терять не будем, давайте сразу составим дислокацию. Карта у меня с собой… Только к свету нужно. Хлопцы! — крикнул он приглушенно к калитке. — Нет еще Тоськи? Проводите нас в хату, нам присветить нужно…
Данила подбежал и умоляюще сложил руки на груди:
— Андрей Васильевич? В хату никак нельзя…
— А что такое?
— Ну, я нас прошу… ну, понимаете…
— Ничего не понимаю! Ну, когда ты такой уж негостеприимный…
— Черт с ним! — прервал Затонский. — Обойдемся и без карты. Я твои узоры хорошо запомнил. Но вот здесь, где мы сейчас, на твоей карте пунктир был, а тут вместо пунктира, оказывается, богдановцы с двумя пулеметами стоят. И потом — центр: ревком же должен действовать в масштабе всего города, в не только Печерска. Центр должен быть в городе, и непременно в университете, в комнате городского комитета: этот пункт известен всем, туда в поисках связи непременно будут пробиваться посланцы.
— Верно ты говоришь, — откликнулся Иванов, — прямо–таки мои мысли читаешь: именно об этом я и хочу сказать. И ты должен взять центр на себя. Я на Печерске, Саша в новом ревкоме будет в один узел все нитки вязать, а центр города за тобой.
— Ну вот! — вспыхнул и вскочил с вороха листьев Горовиц. — Опять то же самое: меня поставляете сидеть на связи! Это черт знает что! Я буду с пролетариатом! Я пойду в «Арсенал»…
— В «Арсенал» достаточно одного меня.
— Тогда в авиапарк!
— Там и своих героев хоть отбавляй!
Горовиц сгоряча еще кипятился бы, но Иванов потянул его за рукав и посадил на место:
— Помолчи, Саша, ей–богу! Не обидим тебя! Дел у тебя будет больше, чем у всех остальных! И с твоим возлюбленным пролетариатом будешь неразлучно… Владимир пойдет в город, засядет в университете или где–то поблизости, ежели там юнкерня, и будет связывать нас со Смирновым, Горбачевым, с Довнаром на Шулявке, с Боженко на железной дороге или на Демиевке, с Ливером и Сивцовым на Подоле, словом — со всеми.
— Ну! — сердито фыркнул Затонский. — Считаю, что все это решит все–таки новый ревком ин корпоре, а не мы одни!
— Правильно! — охотно согласился Иванов. — Сразу и решит, как только мы его создадим. Но мы должны прийти с готовыми уже предложениями… Восстание предложим поднимать сразу же, утром, как только забрезжит рассвет.
— Это рано, — сказал Горовиц. — Не раньше семи–восьми утра.
— Почему?
— После утреннего гудка. Пускай все рабочие выйдут на работу и будут по своим предприятиям. Это умножит наши, силы: вооружим всех рабочих…
— Верно! — согласился Иванов. — Так, видимо, и нужно предлагать.
— Не будет дела, — возразил Затонский.
— Почему?
— Вы забываете, что завтра воскресенье. На работу завтра выйдут только на военных заводах, где работают непрерывно. А это только «Арсенал», ну еще два–три завода…
Иванов свистнул:
— Тоже верно!
И сразу же вспыхнул:
— Но не откладывать же восстание только потому, что завтра воскресенье! Дорог каждая минута! Казаки и юнкера могут завтра первыми ударить!
— И это верно, — согласились Горовиц и Затонский.
В это время у калитки послышалось какое–то движение, шепот, и меж двух мужских голосов тихо зазвучал тоненький, девичий.
— Тося возвратилась!
Иванов, Затонский, Горовиц вскочили с кучи листьев и побежали к калитке.
8
Тося стоила между Данилой и Харитоном, шептала, тяжело дыша: видно было, что она добиралась сюда бегом. Данила прижимал ее к себе и гладил ей плечо Когда Иванов, Затонский и Горовиц приблизились, он быстро убрал руку.