Шрифт:
И неожиданно в сердце Хамзы, в его кровь и плоть, вдруг хлынула какая-то неуёмная, буйная сила. Ему показалось, что кто-то приподнял его над землёй, кто-то тормошит его, теребит, растирает ему руки и ноги целительной мазью.
Он сделал порывистое движение, чтобы встать... Ноги не слушались, закружилась голова. Захотелось вдохнуть всей грудью, плечами, спиной...
Он дышал, наслаждаясь своим глубоким дыханием, глотал воздух, глядя вверх, в голубое небо, пил небесную синь, вбирая в себя её широту.
Он закрыл глаза, и высота неба, оставшись в глазах, взяла его к себе, увлекла в свою беспредельность, унесла в необъятные просторы вселенной.
И сердце Хамзы слилось со всем живым на земле.
Что-то уходило из его души. Что-то уходило, а что-то входило.
...Скрипнула калитка. Он открыл глаза - перед ним стояла Аксинья Соколова.
– Ожил, - прошептала Аксинья.
– Значит, дошла до бога моя молитва...
И по щеке её сползла прозрачная, как хрусталик, слеза.
Хамза возвращался к жизни. Теперь он подолгу гулял в саду, пробовал иногда выходить на улицу, но тут же возвращался обратно, брал чистый лист бумаги и быстро-быстро начинал что-то писать.
Никто не знал, что он пишет.
Случалось так, что он писал целый день, потом всю ночь напролёт и снова весь день. Отец и мать, заглядывая в комнату сына, видели перед ним большие стопки исписанной бумаги.
Ибн Ямин и Джахон-буви только печально вздыхали, обмениваясь грустными взглядами.
Хамза не открывал тайны своей работы даже перед друзьями.
Никогда ещё не работал он так упорно и серьёзно. Никогда не проводил подряд столько дней за бумагой. Никогда ещё не было у него такой большой рукописи.
– Книга новых стихов и газелей?
– спросил как-то Буранбай, зайдя навестить соседа.
Хамза отрицательно покачал головой.
– Я написал пьесу, - тихо сказал он, - о Зубейде...
Буранбай напряжённо смотрел на друга.
– Она будет называться вот так, - сказал Хамза и протянул другу лист бумаги.
На нём были написаны два слова - "Отравленная жизнь".
3
Хотя шейх Исмаил Махсум сменил святого Мияна Кудрата в должности смотрителя и сберегателя гробницы Шахимардана, его чаще можно было встретить в Коканде, чем в горах, около святой обители.
Разного рода дела и события требовали присутствия шейха Исмаила в Коканде. Сегодня, например, он принимал в своём городском доме самого Китаева.
– Ваш визит, ваше высокоблагородие, является большой честью для меня, - сказал шейх Исмаил, сладко жмурясь и прижимая правую ладонь к сердцу.
– В доме нет лишних ушей?
– Как вы могли так подумать?
– обиженно поджал губы Махсум.
– В Коканде готовится маёвка с участием узбекских и русских рабочих. Сюда приезжал представитель ташкентских социал-демократов. После этого значительно возросла активность местных неблагонадёжных лиц. По нашим предварительным сведениям центральная роль в подготовке маёвки принадлежит русским поднадзорным Смольникову и Соколову. Но им помогает небезызвестный вам Хамза...
– Хамза!
– в сердцах воскликнул сидевший напротив офицера шейх Исмаил и ударил себя двумя ладонями по обоим коленям сразу.
– Опять Хамза!.. Да сколько же это может продолжаться?.. Везде Хамза, повсюду Хамза!.. Как только где-нибудь начинается нарушение законов, там сразу появляется Хамза... Но ведь он же болел, находился почти при смерти. Говорили, что он сошёл с ума...
– Выздоровел, - мрачно усмехнулся Китаев.
– И кажется, снова собирается стать примерным мусульманином.
– Не может быть!
– вскинул брови Махсум.
– А вы разве не знали этой новости? Хамза перевёз из дома отца в медресе, в котором когда-то учился, все свои религиозные книги.
– Наверное, это случилось без меня, в то время, когда я был в горах, в Шахимардане.
– Вполне вероятно.
– Неужели Хамза решил снова вернуться в святые стены?
– Собственно говоря, я поэтому и пришёл к вам сегодня, уважаемый шейх, чтобы с вашей помощью разобраться во всём этом... Что у вас в этом графине?
– Коньяк, господин капитан. Разрешите налить вам?
– Налейте. Нужно освежить голову, чтобы мозг работал чётко...
Китаев залпом выпил большую рюмку, взял с блюда персик. Коньяк ударил в голову, сразу же захотелось выпить ещё...
– Хороший коньяк, - похвалил Китаев.
– Разрешите налить ещё?
– Наливайте, - кивнул Китаев.
Он почувствовал, как хмель качнулся в нём... "Ничего, ничего. Сейчас выпью вторую, и всё встанет на место".
– У вас тут курить можно?