Степан Соколов между тем посмотрел в окно, подошёл к двери, приоткрыл её, выглянул, прислушался, вернулся на место.

– Слышь, парень, тут серьёзный разговор есть... Ты мозгами-то кумекать за это время не разучился? Книжки помнишь, которые я тебе давал?

– Помню.

– Из Ташкента один дяденька приехал. Из ваших будет, из узбеков. Очень головастый мужик. И грамотный. Одним словом, соображает... Так вот, я ему про тебя писал, и он вроде стихи твои и статьи знает... Мы с ним договорились, что он сюда зайдёт. Как бы под видом старого твоего знакомца - навестить, мол, больного... Зовут его Низамеддин-ходжа, работает в типографии газеты "Голос Туркестана", понял?

– Понял.

– Скоро должен быть...

– К нам пожаловал гость, - сказал капитан Китаев.

– Кто таков? Откуда?
– наклонив голову, посмотрел на капитана поверх стёкол пенсне полковник Медынский.

– Из Ташкента, ваше превосходительство. Типографский рабочий Низамеддин Ходжаев. По данным губернского сыска, абсолютно неблагонадёжен.

– Так, так...

– В последнее время очень активен. Незаурядный агитатор.

– Состоит под надзором?

– Под негласным... Наши ташкентские коллеги, установив при его отъезде станцию, до которой он взял билет, сочли необходимым телеграфно известить нас.

– Очень любезно с их стороны. Соблаговолите, капитан, от своего и моего имени так же телеграфно поблагодарить губернский сыск.

– Будет исполнено, ваше превосходительство.

– Благополучно ли доехал господин Ходжаев до Коканда?

– Вполне.

– И сошёл именно там, куда взял билет?

– Да.

– Какая простота нравов у нынешних господ революционеров... Я как-то читал в старых полицейских обзорах, что народовольцы перед совершением своих акций по три-четыре раза меняли маршрут, прежде чем добирались до нужного места.

– Социалист нынче странный пошёл, ваше превосходительство. Если уж у них туземцы в серьёзных агитаторах ходят...

– Кстати, какой он ориентации, этот ваш Низамеддинов? Эсер?

– Ходжаев, господин полковник.

– Да, да, извините. Вечно я путаю эти местные фамилии... Так как же?

– Предположительно он социал-демократ.

– Взяли под наблюдение прямо с поезда?

– Разумеется.

– И где же изволит сейчас находиться дорогой гость?

– Два часа назад отправился на приём к нашему почтенному эскулапу доктору Смольникову.

– Как это мило с его стороны! И я без всякого наружного наблюдения мог бы предсказать, что он, оказавшись в Коканде, в первую очередь пойдёт именно туда... Эти социалисты, капитан, всех наших филёров безработными сделают.

– Час назад, выйдя из больницы, Ходжаев нанёс визит Хамзе. В настоящее время находится там. Вместе с поднадзорным Соколовым, который к моменту прихода Ходжаева уже находился в доме Хамзы.

– А ведь чешутся руки прихлопнуть сразу всю троицу, не правда ли?.. Этот типографский рабочий мог, наверное, привезти с собой какую-нибудь свежую литературу, не так ли?

– Не исключается.

– Я вот иногда думаю, что в доме поэта Хамзы среди всяких там рукописей, книг, черновиков наверняка должна находиться какая-нибудь нелегальщина...

– Совершенно справедливо, ваше превосходительство.

– Вообще архив всякого литератора или журналиста - это же идеальное место для хранения сочинений, интересующих наше ведомство... Вы бы как-нибудь выбрали, капитан, удобный момент да и посмотрели бы внимательно, что там почитывает и что пописывает господин Хамза.

– После самоубийства младшей жены Садыкджана-байваччи мой человек не может работать с Хамзой - тот уже третий месяц не встаёт с постели. И я считал бы в такое время неудобным... вернее, нецелесообразным...

– Э-э, бросьте вы церемониться, капитан!... То, что неудобно для других, удобно для нас с вами и для той службы, которую мы представляем. Диалектика, как говорят господа марксисты... Можете рассматривать моё предложение о необходимости обыска в доме Хамзы как приказ.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

– Если будете лично участвовать в обыске, постарайтесь принять соответствующие меры предосторожности...

– Меры предосторожности? От кого?.. Не понял...

– Экий вы, батенька мой, несообразительный... Ну, используйте штатский костюм, грим, косметику. Мне бы не хотелось, чтобы вашу внешность раньше времени...

– Я вас понял, господин полковник. Перекрашусь - родная мать не узнает.

– Ну вот и чудесно.