— Первый концерт начинается в восемь вечера?

— Правильно.

— В письме говорится…

— Может, это просто совпадение?

— Может быть. Когда вы обычно выходите из дому, чтобы ехать в «Бриссон»?

— Около семи.

— Я пришлю за вами патрульного.

— Надеюсь, он окажется симпатичным ирландцем.

— Такого добра у нас пруд пруди, — с улыбкой заверил ее Хоуз. — Между прочим, не припомните, не случалось ли в последнее время ничего такого, что могло бы…

— Вызвать у кого-то желание меня убить? — Джей ненадолго задумалась. — Нет!

— А вы все же подумайте. Ссоры, разногласия при обсуждении условий контракта? Может, вы уволили какого-нибудь музыканта? Что-нибудь?

— Нет, — задумчиво протянула она. — Со мной легко ладить. У меня такой сценический образ. Я своя девчонка. У меня легкий характер. — Она ухмыльнулась. — Я вовсе не хотела сказать, будто я дамочка легкого поведения!

— А как же угрожающие письма и звонки, о которых вы упоминали? Когда вы получали подобное в последний раз?

— Перед отъездом в Южную Америку. Несколько месяцев назад. Видите ли, я всего две недели как вернулась. Вряд ли придурки знают, что я здесь. После того как выйдет мой новый альбом, они снова усядутся писать мне. Кстати, вы его слышали? — Она покачала головой. — Конечно! Какая же я глупая! Альбом еще не поступил в продажу.

Она подошла к музыкальному центру, открыла один из ящиков и достала с верхней полки альбом. На обложке обнаженная Леди Астор скакала верхом на лошади. Длинные черные волосы были распущены и волнами спадали на грудь, почти целиком закрывая ее. В глазах ее сверкало такое же лукавое, порочное, вызывающее выражение, как и на фото в газете. Альбом назывался «Лошадка Астор».

— Там у меня в основном старинные ковбойские песни, — пояснила Джей, — только тексты мы слегка изменили. Хотите послушать?

— Собственно, я…

— Это не займет и минуты, — пообещала Джей, ставя диск. — У вас сейчас своего рода пиратское прослушивание. Какой еще детектив в городе может похвастать, что слышал новый альбом Джей Астор до его выхода на рынок?

— Я хотел…

— Сидите, — велела Джей.

Заиграло вступление. Альбом открывало заскорузлое соло ковбойской гитары, а затем вступил вкрадчивый, бархатный голос Леди Астор:

В песне было много куплетов. Хоузу совсем не понравилось. Не смешно! Слишком близко он был знаком с настоящей жизнью, чтобы наслаждаться пародией на знаменитую песню «Дом на ранчо». Потом началась пародия на песню «Сердце Техаса».

— Эта погрубее, — признала Джей. — В ней много сальностей. Она многим не придется по вкусу, но мне наплевать. По-моему, нравственность — странная штука.

— Что вы имеете в виду?

— Я уже давно пришла к выводу, что нравственность — вопрос глубоко личный. Для артиста самое трудное — попытаться приспособить свои моральные принципы к принципам своих фанов. Это невозможно. Нравственность есть нравственность; у вас она одна, а у меня — другая. То, что я принимаю как само собой разумеющееся, способно вызвать шок у какой-нибудь канзасской домохозяйки. Вот ловушка, в которую может угодить любой артист.

— Что за ловушка?

— Большинство артистов — во всяком случае, в шоу-бизнесе — живут в больших городах. Именно там происходят все важнейшие события, так что необходимо быть там, в центре жизни. А городская мораль существенно отличается от морали захолустья. Номер, который городской хлыщ примет на ура, не пройдет с парнем, который косит или молотит пшеничное поле — я толком не знаю, что делают с этой пшеницей. Но если вы пытаетесь угодить всем, у вас едет крыша. Вот потому-то в первую очередь я стремлюсь угодить себе. Главное — не допускать безвкусицы. А нравственность… Мои моральные принципы сами о себе позаботятся.

— Так и бывает?

— Иногда да, иногда — нет. Как я и сказала, абсолютно чистые и невинные выходки вовсе не кажутся чистыми и невинными простому фермеру.

— Это вы о чем, например? — невинно поинтересовался Хоуз.

— Ну, например… вы хотите со мной переспать?

— Да, хочу, — механически ответил Хоуз.

— Так пошли, — пригласила она, ставя бокал на столик.

— Прямо сейчас? — удивился он.

— А почему нет? Какая разница?