едва не ломаю их … но не ломаю. Людоеды отступают, испуг выплёскивается наружу, но

поняв, что у меня ничего не вышло, загоготали как гуси за оградой, этим раскрывается вся

их сущность, приметив, оболочка. Ничего: "Смеётся хорошо тот, кто смеётся последним".

Они уходят. Мы сгрудились друг возле друга: я, Семён и жительница глубоких

пещер - мы как родные, трагедия у нас общая.

Семён целует Грайю, женщина дрожит как лист на сухой ветке, катятся по

нефритовому лицу, прозрачные как хрусталь, слёзы. Семён утешает её, как может, я

храню молчание. Мысли скачут в голове, а вверху толстая черепная коробка - идей нет.

Гл. 21

Прихожу к выводу, ну и дилетанты мы. Ловушку поставили столь очевидно, ещё

табличек не хватало - прямо, чуть левее, а вот за эти камнем, мы вам по голове дадим.

Стыдно перед Аскольдом, сколько раз он демонстрировал нам, как необходимо себя вести

в незнакомых местах, а я только поддакивал, ведь это так понятно, да и Аскольд всегда

рядом, вот и вляпались. Сильно беспокоит судьба детей, не могу простить себя за такой

промах. Что-то необходимо решать. Осматриваюсь. Клетка изготовлена со знанием дела, всё добротно, с любовью подогнаны прутья, строго выдержаны зазоры, допуска. Вверху

вижу закреплённую сеть, на случай если необходимо быстро обездвижить строптивых

узников.

Наблюдения совсем расстраивают меня, шансов выбраться нет. Придётся ждать.

Вряд ли долго будем сидеть здесь, людоеды ушли за Другими. Кто они такие?

Пришельцы? Или их слуги? Мутанты, выведенные для того, чтоб не умереть в нашей

атмосфере? Я содрогаюсь от того, что нас сожрут. Причём не наши земные хищники, это

не так противно, а нечто чуждое. Боюсь, даже души будут искалечены, после смерти.

Семён трогательно ухаживает за Грайей, обтирает её лицо от крови, прикладывает

примочку к рассечённой пухлой губе и, о чём-то ведут разговор, у жрицы то разгораются

в пламя глаза от гнева, то проступает на лице нежность.

Действительно, долго ждать не приходится, слышится звук подкованных в железо,

сапог и шлёпанье босых ног. Из темноты показываются наши долговязые знакомые, но

рядом идёт коренастое человекоподобное существо - тяжёлая, словно оплывший воск, голова, покоится на плечах, без признаков шеи, прорези для глаз, едва виднеются из

многочисленных складок, руки перекручены жгутами выпуклых мышц, на пальцах

короткие, треугольные когти. На нём кольчуга как у рыцарей средних веков, на коротких, толстых ногах сапоги из грубой кожи, за поясом торчит мой бластер. Гоблин! Я так его

сразу окрестил.

Он вплотную подходит к прутьям, мощно и тяжело дышит и всё заполняется

звериным запахом. Существо внимательно разглядывает. Грайя напугана, отползает

вглубь клетки, у Семёна, в глазах ненависть и бугрятся тугие мышцы, если б они сейчас

сошлись один на один, шансов у гоблина, не было никаких.

Но гоблина интересую, прежде всего, я. Теперь он сверлит меня взглядом - ни

каких эмоций не вижу на безобразной морде. Я легко выдерживаю тягучий взгляд,

чудовищу это не нравится, он кривится, толстые губы расходятся, плоский, раздвоенный

на конце, фиолетовый язык, мелькает в чёрной щели. Слышу его мысли:- Хм, мяса совсем

нет. Что за герои пошли сейчас? Столько сил бросили ради этого недоношенного.

– А, ты глуп, жабья твоя голова, мозги твои в кишечнике, вот-вот шлёпнутся на землю.

Как жить будешь дальше без них?- я сознательно издеваюсь, хочу вывести его из себя, глядишь, и найду слабые места.

– Не обделён юмором, очень забавно. Ещё придумаешь нечто похожее?- сказано это с

таким спокойствием и насмешкой, что, напротив, я едва не выхожу из себя. Вот сволочь

такая, меня на место ставит, жаба жирная!

Гоблин откровенно ухмыляется, понимает, что посадил меня в лужу, но я уже

спокоен, его сильные стороны мне понятны, это тоже плюс.

– Надеюсь,- звучит липкая мысль,- ты осмотрелся, понимаешь, дёргаться бессмысленно.

Мы вас свяжем, проводим в другие хоромы. Жаль не мне решать твою судьбу, хотел бы с

тобой пообщаться, ты не похож на других героев, тщедушный какой-то.