зрачки расширились как у разъярённой кошки, глаза пылают красным огнём. Она первая

лезет через завал, я быстренько стаскиваю её, не женское дело подвергать себя опасности, когда есть мужчины. Она от злости шипит, чуть ли не царапается, но я непреклонен, заставляю её занять место между детьми и замыкающим Семёном.

Перебираюсь через завал, пока спокойно, но кто-то ж его устроил и не просто так.

Всюду клетки, двери открыты, кое-где валяются человеческие кости и черепа в мерзких

оскалах, воняет разложением, где-то валяются трупы. Идём по дороге, неизвестность

давит на психику. Глаза лихорадочно шарят по сторонам, даже глазные яблоки запекло.

Вновь завал, перелезть через него уже нет возможности, он заполнен до свода, но рядом

ход ведущий вниз. Лезем по ржавой лестнице. Выходим на следующий уровень -

довольно чистый туннель. Клетки пустые, но ухоженные, такое ощущение, будто их

подготовили к заполнению. От этих мыслей становится жутко и запах. Запах преследует

всюду. Боже, когда это всё закончится! Вспышка в голове. Вот, всё и закончилось, мелькает запоздалая мысль. Сознание меркнет. Проваливаюсь будто в гроб.

Словно просыпаюсь после сильной пьянки, во всём теле ощущаю неприятное

гудение, конечности дрожат, слабость, глотаю, что-то солёное, чуть не рву, кровь, моя

кровь. Губы разбиты, голова пылает от боли. С трудом открываю заплывшие глаза -

знакомые места - клетка, я внутри, она закрыта. Приподнимаюсь на локтях, рядом стонет

Семён и лежит без движения Грайя., детей нет. Меня бьёт, словно током, вскакиваю.

Удивительно быстро боль отступает, я в клетке, ярость вскипает в крови. Подхожу к

двери, хватаюсь за решётку. Трясу. Толстые прутья изгибаются, стонут, нагреваются, но ...

выдерживают мой нечеловеческий натиск. Семён подползает ко мне:- Никита, я их видел, страшные очень. Детей забрали,- друг скрипит зубами. Зашевелилась Грайя, со стоном

перекатывается на живот, пытается встать. Семён забывает о боли, мгновенно оказывается

рядом и помогает ей встать. Жрица держится за живот, губа рассечена, алая кровь льётся

на волевой подбородок и с него капает на упругую грудь, выпирающую из материи

комбинезона, задерживается у выпуклости сосков и срывается вниз, оживляя серую

каменную крошку.

– Недооценила этот скот,- кривится горящее от ярости её лицо.

– Любого противника надо уважать,- не к месту заявляю я.

Жрица одаривает меня взглядом полным ненависти, передёргиваюсь, словно я во

всём виноват.

А вот и они, из темноты выплывают долговязые фигуры. Ничего общего с

каннибалами Новой Гвинеи не вижу. Осанки гордые, зелёная кожа блестит словно

мрамор, излишеств в украшениях нет, одежда лёгкого покроя, прикрывает тела вплоть до

голых пяток, на поясах сверкают острые клинки - безусловно, это не каменный век, Грайя

предвзято к ним относится, но суть нашего положения это не меняет, мы для них мясные

животные.

Людоеды приблизились к решётке, изучают нас, глаза холодные, лица

бесстрастные. Я подхожу совсем близко, впиваюсь взглядом в глаза, они легко выносят

взгляд, но нечто улыбок скользит по лицам.

– Вы, что, нас съедите?- в упор гоню им мысль.

Они смеётся столь весело, что теплеет на душе:- Неужели считаете нас

человекоедами?- их мысли как бабочки порхают над нами.- Мы скормим вас Другим,-

бабочки обломали крылья и рухнули к нашим ногам.

– Сволочи,- лает жрица и плюёт в них кровью. Один из долговязых с удовольствием

слизывает кровь. Врут, с отвращением думаю я, людоеды, самые настоящие людоеды.

– Ни какого прогресса, оболочка, простая оболочка,- делится мыслями Грайя.

– Права,- я разочарован, всё же надеялся на благополучный исход.- Где дети?- требую от

них ответа.

– А дети причём? Воспитаем, будут одни из нас.

В глазах темнеет, ярость вновь овладевает мной, вспыхивает корона на плече,

искры со злым шипением падают на землю. Вновь хватаю стальные прутья, на этот раз