крайней мере, они у нас тоже летают,- а я понял не самолёты у них, нечто планеров. Но, всё же, для подземного мира это даже слишком.

Грайя уверено отжимает один из рычагов, двигатель довольно урчит и вездеход

резво срывается с места.

Томительно идёт время, вездеход скачет по камням, словно по лунной

поверхности. Пытаюсь расслабиться, но часто подлетаю к потолку, дети визжат в

восторге, им поездка нравится. Семён вцепился в подлокотник, но и его тушу, так же, швыряет в разные стороны. С ностальгией вспоминаю прошлую жизнь, вот так же ездил

по городским дорогам, маневрируя чтоб не влететь в очередную выбоину. Грустно

улыбаюсь, странно, но меня иногда тянет в ту жизнь. Хотя прошлая ли она? А вдруг эти

жизни идут параллельно?

Сильный удар по умной голове отрезвляет и заставляет "шарики" занять

правильное положение. Мысли принимают нужное положение и, с помощью "шариков", плавно поехали.

Вездеход резко тормозит. С беспокойством кручу шеей в разные стороны, вокруг

реальный мир. Грайя напугана, в руках автомат, Семён протискивается к ней, зачем-то

поднимает топор, Игорь и Светлана Аскольдовна присмирели, уже не смеются, смотрю

вперёд - дорогу преграждает скрученная, изломанная, стальная решётка, а сбоку ход в

черноту.

– Людоеды смогли её сломать,- я не спрашиваю, утверждаю.

– Ага. И проехать дальше не получится, всю дорогу перекрыла,- к жрице возвращается

самообладание.- Ничего, мы поедем через их страну! И пусть попробует, кто сунуться, кишки на гусеницы намотаю,- её глаза как раскалённые угли, потревоженные кочергой, разбрасывают яркие искры. А ведь не шутит, точно давить будет, дитя своего мира.

Она долго не сидит, решения принимает быстро, вездеход резко разворачивается и,

как в омут, ныряет во тьму. Ревёт двигатель, гусеницы скребут камень, напряжение

страшное, пальцы до боли сжимают бластеры. Пытаемся, что- либо разглядеть, но за

окнами чёрная пустота, как космос без звёзд, но Грайя видит всё, виртуозно управляет

машиной, ни разу не цепляется за стены. Ожидаю чего угодно в страшном туннеле, но бог

милует, вездеход с победным скрежетом вырывается из темноты и застывает у поля, густо

засаженного культурными злаками.

Даже очень светло, Грайя жмурится, злобно шипит, для неё свет слишком яркий.

В каменоломни ведут множество дорог и дорожек пересекают крутые склоны, а в пустых

нишах - открытые клетки, следов жизни не видно.

– В своё время, здесь, мы добывали гранит. За каменоломнями должна быть дорога, она

ведёт к другим воротам и от них у меня есть ключи,- Грайя вновь заводит вездеход. Он

медленно, как танк, ползёт по крутой дороге, вдоль выработок. Ревёт мотор, звук тонет в

мрачных скалах.

Всматриваюсь в окна, пустынно, но кто-то должен быть. Внизу, в карьере, блестит

озерцо. Видно механизмы обнажили водотоки подземных источников. Вода постепенно

заполняет низины и вскоре будет озеро, заплывёт рыба, заползут мокрицы, заквакают

амфибии - забурлит жизнь.

Проезжаем мимо пустующих клеток. Кто в них содержался? Мысли рисуют

ужасающие картины. Мне даже чудится запах тлена. Суровые места, скорее б их

проехать. Как назло, машина едва карабкается, из-под гусениц срывается каменная

крошка. Иной раз машина зависает над обрывом, ещё мгновенье и вездеход рухнет.

Частота толчков сердца зашкаливает, дух захватывает, в ужасе смотрю на Грайю.

Железная леди! Ни один мускул не двигается на решительном лице. Умелой рукой ведёт

машину над пропастью. Она мне всё больше и больше нравится, даже, несмотря на

необычный цвет кожи, ну, а Семён, у того от восхищения, в глазах появилось серебро. Он

смотрит на пещерную женщину как подросток на свою первую любовь.

Едем долго, а каменоломни не кончаются. Хорошо, что дорога не засыпана. Ага,

накаркал, впереди завал. Грайя напрягается, забывает о Семёне, лицо каменеет в тревоге, глушит машину.

– Дальше пешёчком,- заявляет она. Вижу, ей это решительно не нравиться.

Детишки притихли, они правильно оценивает ситуацию. Паршиво. Светочка

шмыгает носом, Игорь прижимает её к себе, скалит зубки.

Выскакиваем из машины, бластеры наизготовку, у жрицы плотно сжаты губы,