ногу в ногу с нами.

Чужой взгляд перестаю ощущать, несколько расслабился. Идём достаточно

спокойно, деревья в разлёте друг от друга на пятьдесят, сто метров. Кустарники и всякие

лианы остались позади. Дорогу покрывает мох и низкий папоротник. Зверья много, но

беспокойство не доставляют. В основном это травоядные животные, не агрессивные и

трусливые, моментально исчезают при нашем появлении. Встретились с лесными

слонами, с гиппопотама, в густой шерсти. Нас увидели, рванули в сторону болота как

резвые скакуны. Немалое беспокойство доставил крупный зверь, похожий на дикого

кабана, но огромный, клыки как у медведя, глаза мутные, пасть слюнявая. Он долго

провожает нас взглядом, повизгивает и переваливается из стороны в сторону, видно не

может принять решение. В конце концов, он отстаёт и шаркающей походкой направляется

в сторону, куда умчались карликовые слоны.

По моим расчётам скоро должны выйти на плато. Лес посветлел, иногда в

просветах между крон лесных великанов, пробивается небо, и брызгают на землю лучи

Солнца. Появился кустарник, папоротники стали гуще и выше. Орхидеи заполнили все

освещённые участки и наполняют воздух сладким благоуханием, а всё пространство

заполнено щебетанием птиц и резкими криками мелких зверьков, шныряющих меж

ветвей.

Далёкий звериный крик застаёт меня врасплох. Споткнувшись, едва не роняю лук.

Все остановились, прислушались. Вновь раздаётся вопль и был он ужасен тем, что

прослеживается в нём нечто человеческое и наполнен он горем и тоской. Игорёк

неожиданно встаёт на ноги, вытягивается в струнку, взгляд тревожный. Некоторое время

так стоит, затем, поскуливая, забегает за Семёна и вцепляется в его пояс.

– Это в той стороне, где мы похоронили лесного человека,- в волнении говорит князь

Аскольд.

– Знаю.

– Игорь ребёнок этой самки ... женщины,- поправляется Аскольд.

– Похоже на это.

– Малыша надо оставить.

– Игорёк боится. Он не хочет,- встревает в разговор Семён.

– Надо отдать матери,- я непреклонен.

– Она идёт по нашим следам. Необходимо делать остановку. Дождёмся её,- предлагает

князь Аскольд.

Не хотелось терять время, но моральные соображения одерживают верх:- Привал,-

командую я.

Охотники расположились полукругом, копья держат горизонтально лесу.

Игорёк пристроился рядом с приунывшим Семёном, зубки спрятались во рту - ничем не

отличишь от обыкновенного ребёнка.

Лес хорошо просматривается. Мы замерли. Прошло тридцать минут, затем час,

никакого намёка на приближение лесной женщины. Думая, что она опасается нас, толкаю

малыша вперёд. Ребёнок в недоумении уставился на меня, взгляд чистый, тревожный. В

ожидании поддержки поворачивается к Семёну. Мой друг отводит печальные глаза.

Мальчик тоскливо взвыл и неуверенно трусит вглубь леса, на полдороги замедляет бег, останавливается, оглядывается, в глазах ужас.

Садится на корточки и больше не шевелится. Бедный, он не понимает, что от него

хотят. Так он сидит с полчаса, подвывает со страха.

Люди сопереживают маленькому существу, даже краснолицый охотник в сочувствии

морщится.

Когда ты появишься? С растущим раздражением думаю я. Но она так и не вышла,

может горе доконало или испытывает равнодушие к малышу. Кто знает? Чужая душа,

потёмки. В любом случае испытываю облегчение, понимаю, как страдает Семён и

мучается мальчик.

– Время вышло. Семён, зови мальца,- как можно спокойнее говорю я.

– Игорёша!- вытягивает тот руки. Румянец играет на лице, улыбка во всё лицо.

Ох, как тот несётся обратно. Как волчонок прыгает и пытается облизать

сероглазого богатыря.

– Мать не пришла, ребёнок будет жить у нас, возьмёшь на воспитание,- строго говорю я

Семёну. Вижу, он не против, глаза светлеют в порыве нежности. Что-то мне подсказывает, непростая судьба будет у малыша и весьма значительная.

Итак, мы продолжаем путь, а время склоняется к вечеру, как это некстати.

Разборки с медведем, очевидно, придётся отложить до утра. Где бы стоянку расположить