— Шампанское я не пил, но если оно такая же гадость, как этот «Тархун», не понимаю, к чему его пить по праздникам, — Филимон отодвинул пустой бокал. — Пиво намного лучше.

— Пиво губительно действует на печень, — заметил Лукьян, усердно массируя голени.

«А также на голову и мочевой пузырь, — подумала Пантелеймония. Ее мысли, конечно, мгновенно прочли все присутствующие, и она поспешила добавить вслух:

— Ответственность перед мероприятием не допускает злоупотребления алкоголем.

— Да-да, на сегодня нам нужны светлые головы, — подхватил Лукьян. — Предлагаю свериться с дальнейшим планом — его пришлось скорректировать в связи с внезапным самоотводом Мистера Джона.

— А вам не кажется, что он вообще заодно с нашим коллегой, имени которого нельзя называть? — подозрительно прищурилась Евстахия, втирая массажное масло в ляжки и грудь.

— Кто, Мистер Джон? Шутите! — отозвался Амвросий. — Он просто в своем амплуа. Ни на чью сторону Мистер Джон не вставал ни разу и вряд ли встанет когда-нибудь. Даже то, что имя выбрал себе несуразное, лишний раз доказывает его суть. Хотя прежнее ему больше шло.

Мистер Джон раньше себя называл Ливерием[46], а своим подопечным еще на заре веков заявил, что они — народ не единственный, и он — не единственный Бог. Его люди, раз уж так, напридумывали массу прочих «богов», а Ливерий даже сам их материализовывал, наделял плотью и поведением, соответствующим людским фантазиям. Часть людей это запутало окончательно, и они отреклись от религии, другие, наоборот, увлеклись, совершали множество ритуалов, жили согласно странным обычаям, но Ливерия это ничуть не смущало. Он с самого начала делал уклон в сторону Магии, а не в сторону Здравого Смысла, чтобы, развиваясь, его народ достиг равновесия.

— И где ж он отлынивает от мероприятия? — спросила Пантелеймония. Чрезмерное потребление пива, похоже, сказывалось-таки на ее божественных возможностях либо она была просто лентяйкой — могла бы не задавать глупых вопросов, а всего лишь напрячь Всеведение. — Опять в Лондон смотался? Дался ему этот Малибоун[47]!

— На Мальдивы он едет, причем тут Малибоун? — Филимон еле сдержался, чтобы в очередной раз не обозвать Пантелеймонию дурой. Почему-то он стал воспринимать ее как свою жену в стадии средневозрастного кризиса.

— Губа не дура у Мистера Джона нашего, — сказала Евстахия, завязывая на голове полотенце замысловатой чалмой. — Мы из-за нашего Друга, имени которого нельзя называть, видите ли, в промозглой Москве торчим, а этот на Мальдивы на Новый год укатывает!

— Так он летит туда не за тем, чтобы валяться в шезлонге или нырять за ракушками, — возразил Амвросий. Как и другим присутствующим, ему уже было известно, что авиарейсу, отправляющемуся через несколько часов из Москвы на Мальдивы, грозила опасность. — Зачем этот самолет ему спасать понадобилось — не пойму. Все равно же после нашего мероприятия Конец Света наступит, не сегодня, так завтра.

— Время, коллеги, время! — постучал хрустальным бокалом по пустой бутылке из-под «Тархуна» Бог Лукьян. Бутылка моментально превратилась в прозрачный прибор-магиметр, похожий на песочные часы: из верхней части в нижнюю переливалась густая искрящаяся жидкость.

— Десять процентов! — произнес воодушевившийся хор из пяти голосов.

— Можно смело начинать обратный отсчет! — радостно провозгласил председательствующий.

Каждый вечер, собираясь в бане, Боги разрабатывали план новогоднего мероприятия, не по-божески сложного и замысловатого. Основная задача представлялась им в сосредоточении Здравого Смысла на конкретном участке, откуда его легко будет направить на подавление остатков Магии во всех местах. Главную роль в этом процессе должны будут сыграть брутяне, ну а Боги, готовясь к мероприятию, распределили между собой задания, чтобы провести его без сучка, без задоринки.

Самое ответственное задание гордо принял с видом «удар на себя», Бог Лукьян. Он считал себя менеджером проекта, вел учет документации, организовывал совещания и охотно на них председательствовал.

Пантелеймонии и Евстахии были отведены женские роли. Евстахия приняла меры, чтобы население Москвы не соблазнялось покупками, укрепляющими магический потенциал. За три дня до праздника из продажи исчезли живые елки, бенгальские огни, шампанское, апельсины, торты, карнавальные костюмы, ажурное белье, конфеты в блестящих фантиках, а следом и остальные сласти, оберточная бумага — сначала яркая, потом вообще вся.

Пантелеймонии был поручен переучет соли: в магазинах-то вместо нее давно продавали бромид натрия, но среди москвичей кое-кто запасы хлорида использовал до сих пор. Чем больше людей в новогоднюю ночь еду бромидом посолят, тем быстрее все заснут, надеялись Боги, однако Пантелеймония смухлевала (кому интересно проверять наличие соли в каждой кухне Москвы?) — взяла да подделала кое-какие цифры в контролируемых Лукьяном реестрах, думала, не заметит никто.

Филимон выдвинул рацпредложение, очень технически непростое, и добровольно взялся его воплощать: он неким образом выслуживался, опасаясь оказаться в «черном списке» из-за связей с Пантелеймонией. «Я внушу городским властям принять меры для безопасности: пусть установят вокруг Красной площади рамки, сканирующие взрывчатые вещества, наркотики и алкоголь», — Филимон уверял, что даже малой их дозы хватит для активации Магии в людях и окружающей среде.