Ринальдо незаметно ушел с палубы в каюту. Чем громче становился шум на палубе, тем с большей тоской прислушивался он к их необузданному веселью.

Сицилия осталась уже далеко позади, когда неожиданно ветер поменялся на юго-восточный. Яростно мотал он судно по бушующим волнам, которые, словно горы, обрушивались на корабль.

Наступила ночь, и тьма окутала корабль. Ничего не было видно, кроме пены яростных волн, швырявших корабль так неистово, что и самые смелые перетрусили.

Ринальдо лежал на своем ложе, ничего не страшился и спокойно ждал смерти. Он оставался в одиночестве; даже старец не пришел к нему.

Спустился густой туман, рев ветра напоминал сильнейший грохот орудий. На корабле смешались крик и рыдания. Все со страхом ждали наступления дня.

После полуночи корабль налетел на риф, треснул и пошел ко дну. Душераздирающие вопли вознеслись над волнами.

Ринальдо ухватился за какое-то бревно. Одна волна швырнула его в море, другая выбросила на берег, где он, измученный и обессиленный, ждал наступления утра.

Буря утихла. Настал день. Ринальдо лежал под деревом. Он огляделся и увидел рыбака, который шел к берегу. Ринальдо поведал рыбаку свои беды, и честный человек привел Ринальдо к себе в хижину, где по мере своих возможностей накормил и напоил его.

После этого рыбак позвал к себе соседа священника. Ринальдо выдал себя за купца из Анкона, потерпевшего кораблекрушение, имущество и документы которого при этом погибли.

— А где же я? — спросил Ринальдо.

Священник ответил:

— Этот остров зовется Аликуди. Здесь обитают примерно восемьсот жителей. Это один из Липарских островов. Если вам нужно на Липари, так вы еще сегодня можете туда попасть. Туда как раз отплывает барка.

Ринальдо воспользовался этой возможностью, отплыл на барке в Липари и пошел там в странноприимный дом монахов бернардинцев, дававших приют путешественникам.

— Как считаешь, — пробормотал Ринальдо сам себе во время одной из прогулок, — не облачиться ли тебе здесь в одежды святой простоты и не остаться ли у этих монахов?

Он приблизился к небольшому сельскому дому, стоявшему весьма романтично посреди цветника. Ринальдо подошел к дому, и ему вспомнилось его уединенное пребывание на Панталерии. Он вздохнул:

— Там я был счастлив, но мне не дано было оставаться счастливым!

Тут он услышал пение, оно доносилось из кустов. Он насторожился и услышал:

Голос раздался ближе. Из кустов вышла певица, и Ринальдо отступил назад. Она громко вскрикнула, увидев его, прислонилась к дереву и прошептала дрожащим голосом:

— Ты жив?

— Я жив, и я твой!

Он сжал ее в объятиях. Ее трепещущие руки обнимали его, а губы лепетали:

— Слава Господу и Пресвятой Деве Марии! Ты снова мой!

— Твой! Твой навеки!

Ринальдо обнял свою любимую Дианору и поспешил вместе с ней в дом.

— О Ринальдо! — воскликнула Дианора. — Ты спасся от смерти? Я оставила Панталерию, бежала и укрылась на этом тихом уединенном острове. Здесь я оплакивала тебя и здесь решила закончить свою жизнь. Виоланта, моя верная спутница и друг, поехала на Сицилию, чтобы уладить все мои дела. Но я, тем не менее, не одна здесь!

Она вышла и тут же вернулась, неся на руках мальчонку.

— Мое дитя! — воскликнул Ринальдо и заключил, целуя, ребенка вместе с матерью в объятия.

— Твое дитя! Оно тебе улыбается.

— Теперь я счастлив!

— Ты так считаешь? — вопросил грубый голос за его спиной. Ринальдо обернулся и отступил назад. Дианора с громким криком упала на диван.

Посреди комнаты стоял корсиканский капитан в облачении черных монахов и злорадно ухмылялся.

— Ты меня знаешь? — спросил он.

Ринальдо перевел дух.

— Я знаю тебя, как и ты меня знаешь. Что тебе нужно от меня? Мы оплатили свои счета. Не желаю иметь с тобой больше никакого дела.

— Никакого?

— Я подарил тебе жизнь, когда это было в моей власти.

— Я задолго до того подарил тебе твою.

— Так мы в расчете.

— Нет. Тебе знакомо это облачение, в коем я тебе предстал? Я теперь не одинок; я принадлежу к тем, кто меня послал.

— Чего хотят они от меня? Почему они преследуют меня повсюду?